Поэт, драматург и прозаик Джерри Мак Доннелл родился в 1950 году. Будучи студентом Тринити Колледжа, он редактировал университетский литературный журнал «Икарус». Его пьеса для двух актеров «Добраться домой» впервые была поставлена в Криптовском Театре в Дублинском замке в 2001 году. Радиоверсия пьесы прозвучала на RTE Radio 1 в 2008 году со знаменитым ирландским актером Дэвидом Келли в роли отца и Марком Ламбертом в роли сына. Пьеса Мак Доннелла «Чьи вены сверкают молнией» по мотивам жизни и произведений ирландского поэта Джеймса Кларенса Мангана (1803–1849) была поставлена в «Новом Театре» в Дублине в 2003 году. Либретто для камерной оперы Мак Доннелла «Поэт и муза» (музыка композитора Джона Берна) тоже связано с Манганом. Мак Доннелл является автором нескольких эпизодов для ирландского телесериала «Честный Город» (Fair City).
Заинтересованность Мак Доннелла ирландскими евреями вылилась в пьесу «Песнь Соломона», монографию «Еврейское Влияние на “Улисса”» и сборник монологов «Элегия Топкого Острова», в которых евреи Ирландии XIX века вещают из могилы о своих ушедших жизнях. В 2015 ирландское издательство «Лапвинг» опубликовало книгу «Я внимал ирландскому еврею», собрание прозы и поэзии, впоследствии переведенное на румынский язык. Из-под пера Мак Доннелла также вышел монолог «Бездомный», который прозвучит на ирландском радио в этом году.
Шум
Уставившись сквозь тюлевую занавеску на улицу, Мартин увидел снаружи мужчину, который стоял и разговаривал с Лилей, с женщиной, которая жила как раз над ним. В руках мужчина держал нечто продолговатое, обернутое одеялом. Поняв, что они направляются к ее квартире, Мартин отошел от своего эркера. Во всех вопросах, имеющих отношение к соседственности, его давняя соседка Лили всегда была щепетильна, порой даже слишком, и поэтому Мартин не мог и мечтать о ком-то другом.
Целый год некая девица в квартире напротив превращала его жизнь в кромешный кошмар. Его сильно нервировали громкая музыка, неуёмный секс и шум допоздна. Он не мог заснуть, пока все не стихало, а стихало это безобразие лишь к четырем-пяти часам утра. Он постоянно жаловался, но результатов это не приносило. Умоляя приглушить музыку, в отчаянии он кричал в ночь и был уверен, что слышит, как в ответ кто-то смеется. Поскольку Лили жила наверху, до нее, скорей всего, не доходил шум, но она всегда защищала Мартина, когда приходил пора разговоров с хозяином.
Слава Богу, любовники переехали, когда истек срок их аренды. А может быть, они просто расстались? Мартина немного беспокоило, что он возбуждался, когда они занимались любовью. Не один раз он приходил в экстаз одновременно с ними обоими. Когда они переехали, он почувствовал облегчение сразу по двум причинам: шум и секс. После этого в квартире успели поочередно поселиться пять пар. И все они были на удивление молчаливы! Никаких выкриков: «Джо, еби, еби меня посильней!» И со стороны новых жильцов не раздавалось ни звука. Можно было подумать, что они просто отправились в близлежащую лавку за молоком, а не занимались любовью. Мартин никак не мог определить, если у них вообще случался секс. Может быть, он им просто поднадоел?
Мартин любил читать в эркере, под абажуром мягкого вечернего света, вплоть до того, пока ночь не начинала хвастаться красотой своих звезд. Когда солнце заходило, окно превращалось в жидкое золото. Через открытое окно до него доносился запах лаванды и боярышника, любимого цветка его умершей мамы. Закат позолотил оконную задвижку и авторучку; оживил тусклые обои и неяркий ковёр. Неожиданно что-то произошло: тук, тук, тук… И когда Мартин это услышал, он больше ни о чем не мог думать. Звук явно доносился от Лили. Мартин отложил книгу. Что же это такое? «Оно» начиналось вечером в шесть и продолжалось пару-тройку часов. Что он мог сделать? Он не хотел ломиться в дверь Лили и жаловаться насчет шума, не такого уж и громкого, но тем не менее шума. Однажды вечером, в коридоре, он ее повстречал. «Надеюсь, когда я играю на клавишных, это вам не мешает?» – «А, так вот откуда доносится этот шум!» – «Вам его слышно?» – «Мне слышно постукивание – возможно, когда ты нажимаешь на клавиши». – «Так до вас действительно доносится звук? Ведь я надеваю наушники, чтобы вам ничего не было слышно». – «К сожалению, по вечерам я люблю читать как раз тогда, когда тебе приходит в голову поиграть. Не могу ни на чем сосредоточиться! Сама мысль о шуме уже стала навязчива». – «Господи, какой ужас. Я постараюсь что-нибудь сделать». – «Спасибо, Лили, ты ведь знаешь, что я не стану просто так тебя беспокоить».
Мартин никогда больше не слышал постукиваний. Возможно, Лили натянула на ножки клавишных резиновые колпачки. Это приглушило бы звук, размышлял он. Он снова мог наслаждаться закатом и книгой. Однако, в следующее воскресенье к дому приблизился автомобиль. Мартин увидел, как Лили вручила продолговатый, обернутый одеялом объект бодрому мужику и улыбающемуся юнцу, вероятно, его сыну. Одеяло неуклюже свесилось, обнажив один конец. Клавишные! «Так она перестала играть и продала их из-за меня! Что же я за человек! – подумал Мартин. – Почему же мне не посоветовать ей резиновые колпачки? Вероятно, они смогут разрешить ситуацию. Она приобретёт новые клавишные, а я поищу в магазинах что-то в духе резиновых набалдашников». Но когда его мозговая активность потухла, он решил, что сейчас уже слишком поздно что-то предпринимать. Больше ничего нельзя было сделать. Скорей всего, если они встретятся в коридоре, они даже не обмолвятся словом о том, что случилось. Он затворил окно и книга его осталась лежать лицом вниз.
Перевод с английского Маргариты Меклиной
