Павел Пепперштейн

ПОСТКОСМОС

Некогда Джакомо Казанова написал утопическую сказку «Протокосмос»*, где описывалась счастливая жизнь мудрых республик, располагающихся в центре Земли. Там все двуполы, ходят нагими, питаются грудным молоком, при этом все справедливы и умны, изобретают изысканные технические приспособления и производят искусственные драгоценные камни. Люди с поверхности планеты, проникшие в мир сердцевины, постепенно развращают его, заражая невинных обитателей Протокосмоса ложью, насилием, алчностью и злобой. Этим текстом великий соблазнитель никого не соблазнил: сказка не имела успеха.

В наши дни нас окружает своего рода Посткосмос – мир сплошных последствий и постэффектов. То, что называется «посткоммунистическими условиями», – лишь серия обстоятельств в необозримом ряду этих постэффектов. Слово «посткоммунистический» звучит странно, так как коммунизм всегда располагался где-то в будущем, его никогда не было в наличии. Таким образом, «после коммунизма» – это как «после будущего». Это нередко и имеют в виду, говоря о «посткоммунизме», и подразумевают, что это была утопия, некая иллюзия, на смену которой пришла пусть и жестокая, но реальность. Но и капитализм обладает собственной утопической программой, он невозможен без сновидения, без галлюцинации, без кинофильма, без рекламы, без каскада иллюзий, с помощью коих капитализм непрестанно продает и покупает сам себя.

Этой утопической стороне капитализма мне пришлось посвятить кое-какие заметки, которым мне не хочется придавать слишком уж связный и последовательный характер. Вот они.

Сновидения и капитализм

Я записываю (время от времени) свои сновидения, а также коллекционирую (по примеру Фрейда) сновидения моих друзей и знакомых, которые чем-либо поразили мое воображение. Последнее время я работал над большой книгой о сновидениях, и в процессе работы неожиданно на первый взгляд выступила тема капитализма.

Оказалось, что нынешние сновидения показывают себя именно в контексте современного капиталистического общества, пронизанного медиальными системами, и сами сновидения выявляют себя в этом контексте как одна из могущественных медиальных систем, находящаяся в непрестанном и интенсивном взаимодействии с другими типами медиа, к которым на данный момент можно отнести (в числе прочего) деньги, кино, рекламу, телевидение, массовую музыку, дизайн, компьютерную сеть, медицину и наркотики. Так в моей книге появились такие главы, как «Сновидения и телевидение», «Сновидения и кино», «Сновидения и наркотики», «Прагматическая ценность сновидения», и прочие в этом роде.

Хочу остановиться на трех вещах, которые представляются мне важными для функционирования сновидений при капитализме. Начнем с экологии. Ленин когда-то сказал, что пролетариат станет могильщиком капитализма. Но больше нет пролетариата – на кого же возложить эту миссию? А точнее, не на кого, а на что может быть возложена эта миссия? Где та черта, та граница, которая станет пределом капиталистического мира? Мне представляется, это будет экологическая граница. Капитализм в разворачивании своего фантазма о будущем, в разворачивании своего проективного интертекста совершенно не скрывает, что он не хочет и не может быть экологичным, он даже не пытается создать видимость заинтересованности в том, чтобы сохранить естественную среду. Наоборот, деструктивная тенденция капитализма по отношению к среде всячески афишируется, и за этим стоит определенная метафизика. Ненависть капитализма к среде скрывает в себе утопическое содержание.

Человек при капитализме становится тотальной картиной мира, он обязан впитать в себя и реконструировать все нечеловеческое, за пределами же этих процедур нечеловеческому не остается места. Капитализм так или иначе сообщает нам следующее: человек не желает больше жить в мире, который создан не им. Неважно, создал ли этот мир Бог, или боги, или природа, или случайные обстоятельства, или некие силы, вообще находящиеся за рамками сюжета, – человек в любом случае не желает ничего этого – ни зайца, ни дерева – и готов уничтожить, несмотря на все сантименты, несмотря на все нежные чувства. Человек (в капиталистической редакции) – это машина уничтожения нечеловеческого. Сквозь все сантименты проступает программа: уничтожить все и восстановить заново. Речь идет о рекреации, о пересоздании мира. Капитализм вводит человеческий принцип в наиболее агрессивное соударение со средой, какое только возможно, и в этом наиболее яркий опознавательный знак капитализма – даже более яркий, чем власть денег. Капитализм, в принципе, может освободить себя от денег, заменив их информационными и технологическими эквивалентами, но освободить себя от страсти к уничтожению и воссозданию нечеловеческого он не сможет никогда.

Деньги как система тотальной эквивалентности являются лишь одним из универсальных знаков человека и человечности, которыми пользуется капитализм. Все, что производит человека (скажем, секс и деньги), принимается, и всему этому придается генерализующий статус.

Телевидение (например, ВВС) транслирует научно-популярные программы, где объясняется, почему не нужно сохранять природу, почему вообще не следует чересчур заботиться о Земле: она все равно обречена. Солнце расширяется, и Земля скоро (всего-навсего через пару миллионов лет) будет сожжена. Катастрофическое потепление климата – живая иллюстрация этого процесса. Предпочитают не говорить о том, что наука и технологии должны бы спасти терморегуляцию и климат Земли. Скорее говорят: бессмысленно тратить силы и деньги на глобальные экологические программы, наоборот, силы и деньги следует вкладывать в те научные исследования и технологии, которые помогут отсюда сбежать. И перед нами разворачивается роскошная капиталистическая утопия, глубокое, эшелонированное сновидение капитализма – сон-мечта о космическом бегстве, о вечном скитании в беспредельном и безвоздушном пространстве: то, что еще в 1968 году великолепно экранизировал Стенли Кубрик в кинофильме «Космическая одиссея». Корни этого проекта можно без труда обнаружить в Библии, в священной книге Запада, – это история Ноя и его ковчега, рассказ о праведном предпринимателе, спасающемся из обреченного мира. И вот выстраивается предварительный, эскизный маршрут бегства – сначала на Марс, потом на планету Европа, чья рекламная кампания уже развернута. Названия планет, на которых людям предлагают временно обосноваться, не случайны. Бог войны (ведь именно военно-промышленный комплекс субсидирует космические исследования) и похищенная Зевсом красавица Европа – новейшее государственное образование со звездной символикой (только звездное небо над нами и нравственный закон внутри нас!), последнее по времени достижение глобализации, нечто вроде нового Советского Союза. Там, на этой планете Европа, много воды, покрытой льдом, где-то глубоко под толщами льда теплится жизнь – это космическая Атлантида, но и там не следует задерживаться, надо продвигаться дальше, реализуя программу космического коммунизма. Вообще не рекомендуется надолго задерживаться на разных планетах. Надо создать искусственные планеты, управляемые планеты-корабли, и жить на них, странствуя, потому что все естественные планеты, созданные не трудом, а гением людей, тоже внушают отвращение капиталистическому сознанию. Капитализм выстраивает свой космопроект, свою космологию, и этим он напоминает о временах русского космизма, и вообще этим он доказывает свое намерение совершить все то, что хотела совершить русская коммунистическая утопия. Россия под властью коммунистов находилась, как это ни парадоксально звучит, в авангарде капиталистического западного мира, Советский Союз был вторым после США и (в те времена) гораздо более  новым и передовым эскизом глобализации. Многое из элементов современной ситуации (от космических проектов до конфликта с исламом) было предвосхищено в СССР. Сейчас Россия переместилась в арьергард капиталистического мира, но возможно, это всего лишь отдых перед очередным приступом авангардизма.

Но гораздо более важный вопрос, чем вопрос о будущем России, это вопрос о том, какие приемы, какие средства самозащиты остаются в арсенале среды – ведь люди явно намерены уничтожить ее прежде, чем это сделает Солнце. Итак, капитализму противостоит среда – все животные, все растения, все насекомые, весь воздух, вся вода… И некий гипотетический разум Среды, который, возможно, есть и обладает собственным инстинктом самосохранения. В арсенале Среды прежде всего – болезни, а также цунами, торнадо, землетрясения и прочие подобные вещи. Но в первую очередь – вирусы. Новые и новые штаммы, новые бактерии, новые вирусы… Давно уже Земля охвачена войной – это война капитализма и Среды, и Среда в этой войне не бездействует. Разум Среды давно уже «понял», что люди, грубо говоря, по-хорошему не понимают, их можно только очень сильно напугать, напугать так страшно, чтобы капитализм рухнул, чтобы изменилась глубинная программа человечества, а лучше уничтожить людей всех до единого, чтобы потом спокойно экспериментировать с возможностями развития других видов. И Среда  неторопливо подбирает ключи к тому сейфу, к тому кащееву яйцу, где сохраняется жизнь человечества.

Коровье бешенство, куриный грипп… Почти каждый сезон приносит новинку. Среда кое-чему научилась от людей, она знает теперь, что значит «ускорение темпов развития».

Среда работает над проблемой. Война миров обретает при капитализме окончательный, отчетливый статус. И сюжет о войне миров является центральным повествованием капиталистического мира.

Но даже во время войны продолжаются дипломатические усилия, попытки наладить контакт, выступить с мирными предложениями. Для налаживания этого дипломатического контакта с людьми Среда использует человеческие сны и галлюцинации, которые вызваны наркотиками. Анализируя влияние наркотиков на характер сновидений, мы видим,что наркотические сновидения часто становятся проводником  экологического сигнала. Наркотики становятся агентами Среды, потому что они вне закона в капиталистическом обществе. Я сошлюсь на одно описание в книге Станислава Грофа «Путешествие в поисках себя». Там описывается галлюцинация человека, принявшего кетамин. В своих видениях человек превратился в нефть. Не просто в какой-то объем нефти, а превратился во всю нефть, какая существует в глубинах Земли и на Земле. Он приобрел сознание нефти. Он осознал, как нефть ощущает себя, он помнил ее памятью (а память нефти огромна), он ощутил ее невероятное нежелание служить людям, почувствовал состояние изнасилованности, прочувствовал унижение, которому нефть подвергается, когда ее выкачивают из ее подземных озер и океанов и заставляют обслуживать отвратительные для нефти потребности людей. Галлюцинация в целом критически освещала человеческие манипуляции с нефтью и нефтепродуктами. Реципиент этого галлюциноза обозначил свое переживание как IG-Farben-trip, то есть ему пришлось помедитировать и на использование фашистами газа для убийства людей. Все это воспринималось этим человеком не только как насилие над людьми, но и как насилие над природными стихиями – нефтью и газом.

Эта галлюцинация о нефти представляет достойный пример принципа, общего для многих галлюцинаций, вызванных различными наркотическими препаратами. Таким образом сознания человека достигает «голос» Среды: кажется, non-human world (а это отнюдь не то же самое, что post-human world, скорее нечто прямо противоположное) пытается нечто сообщить людям, используя психоделический канал как канал тайного сообщения с человеком. Возможно, это происходит благодаря нелегальному статусу наркотиков. Это подобно диссидентской литературе в советское время: тогда передавали «Архипелаг ГУЛАГ» друг другу, и при этом по телефону его надо было называть «Тургенев» или «килограмм моркови». Если мы спросим себя, что сейчас в нашей жизни подлежит подобной шифровке, то ответ: все, что связано с наркотиками. Все препараты обладают конспиративными кличками и кодовыми обозначениями: из этого источника проистекает целый язык, обширная теневая литература, позволяющая множеству молодых людей с полуслова понимать друг друга. За этим стоит, в этом зашифрована глобальная, тайная, теневая сигнализация со стороны нечеловеческих форм жизни. Собственно, если вообще пестовать в себе надежду, то она произрастает именно в этой области – в области психоделических субкультур. Современное капиталистическое общество пытается убедить нас, что все это осталось в далеких 60-х и 70-х годах, во времена психоделической революции, но психоделические революции происходят и в наши дни, более того, психоделический фармакон интегрирован в самую сердцевину мира потребления. Следует согласиться с замечаниями Мишеля Уэльбека, что потенциал идеологии New Age огромен и только сейчас начинает активно реализовываться на массовом уровне. Капитализм психоделичен насквозь, но шизофрения позволяет ему удерживать наркотики на нелегальном положении: наркотические субкультуры воспринимаются капиталистическими государствами (т. е. всеми государствами) как диссидентские, потому что эти субкультуры предали человеческий принцип, общее человеческое дело.

Какие из всего этого можно сделать выводы? Возможно ли в рамках капитализма мирное сосуществование человека и Среды? Полагаю, нет. Либо капитализм будет вытеснен усилиями агентов среды и эта система сможет переродиться в нечто иное под влиянием уже не пролетарской революции, а под влиянием новых вирусов, катаклизмов, болезней, наркотиков, либо капитализм уничтожит Землю и улетит в свой прекрасный полет на Европу. Триумф капитализма наступит тогда, когда post-human world окончательно вытеснит non-human world: люди (в их капиталистической редакции) готовы, в принципе, умереть, но только от руки собственных порождений, от руки детей своих, т. е. машин. Во всяком случае все фильмы о будущем, от «Терминатора» до «Аниматрицы», никак не могут найти себе другого сюжета взамен этому единственному.

Сбой компьютерного регулирования

Вторым, после экологии, обстоятельством, влияющим на характер сновидений при капитализме, является представление о тотальном компьютерном регулировании и о внезапном сбое и коллапсе этого регулирования.

Эта тема является во множестве сновидений. Сон современного человека часто подается как компьютерная программа или как некое шоу, которое компьютерно регулируется. В какой-то момент внутри сна инсценируется срыв компьютерной программы, сбой. Тема сбоя комп. программы инсценируется во множестве сновидений множества людей, причем эстетика и последствия этого сбоя бывают самые разнообразные. Я знаю это и по своим сновидениям, и по сновидениям своих знакомых, информантов. Очень показательны в этом смысле два фильма, недавно вышедших на экраны: новая «Матрица» и новый «Терминатор». В «Терминаторе-3» выясняется, что все подвиги предыдущих терминаторов были совершены зря, напрасно звучал весь этот мессианский пафос о спасении мира. Выясняется, что мир спасти не удалось в результате внедрения некой  злой программы «Sky Net» (Небесная сеть). Примерно то же и в последней «Матрице». Подвиги предыдущих героев фильма, подвиги революционно настроенных борцов с неподлинной реальностью** прошли впустую, это была очередная уловка очередной программы. Капитализм в этих фильмах пытается представить дело спасения человечества безнадежным. Это такой германо-скандинавский пессимистический эсхатологический вариант. Жизнь богов (в отличие от буддизма и христианства) нужна не для того, чтобы они спасли людей и вообще все, а наоборот, чтобы все погибло и рухнуло в героическом исступлении, что является божественным проявлением древней «яростно-безответной» германской и скандинавской традиции. Хочется вспомнить о том, как недавно в Нью-Йорке и других городах Америки погас свет. Я увидел это по телевизору, а затем открыл тетрадки с записями своих старых сновидений и нашел много сюжетов на эту тему. Некоторые сны заранее любезно мне показывали эту ситуацию в Нью-Йорке, и даже в более экзотических вариантах, чем это произошло в действительности. Моим друзьям тоже неоднократно снилось сплошное погасание света, остановка всех приборов, вырубание всей техники.

Третья тема – реклама. Сон при капитализме строится как реклама. И то, и другое – бесплатные вещи. Известно, что при капитализме все стоит денег, за все надо платить, и единственное, что дается человеку бесплатно, – это сны и реклама. Сон с легкой или тяжелой руки доктора Фрейда называется миром желаний. Так же определяется и реклама. Причем реклама не сводится к рекламе товаров. Реклама больше, чем мир товарного обмена, она больше, чем мир потребления. Рекламируются такие вещи, как любовь. По всей Москве развешены огромные постеры со словами «Я люблю тебя», и дело не в том, что нас хотят заставить купить презервативы или что-то в этом роде, – нет, рекламируется любовь как таковая. Рекламируется хорошее отношение к родителям («позвоните родителям»), добрые человеческие чувства. Политическая реклама рекламирует политику.

Новостные каналы CNN и ВВС не только сообщают новости, но и рекламируют новостные программы. Реклама новостей на этих каналах занимает почти столько же места, сколько и сами новости. Таким образом сновидение человека, живущего в этом пространстве, становится рекламой сновидения. Множество изученных мной сновидений (как моих, так и моих знакомых) построены как самореклама. Сновидение не просто показывает себя, оно себя рекламирует. Оно показывает, что оно может, старается удивить. Сновидение говорит: «Вы думаете, мы тут на месте стоим? Мы работаем! Вы сейчас увидите такое, чего вы еще год назад не могли увидеть в своих сновидениях». И действительно, демонстрируется что-то поразительное, что еще год назад не появлялось в сновидениях. Этот мотив усовершенствования – иногда каких-то бредовых микроскопических усовершенствований, иногда очень серьезных – постоянно присутствует в сновидениях. То же самое с наркотическими галлюцинациями. В них тоже звучит реклама препарата: «Вот так может наша творческая лаборатория!» – говорит некий голос изнутри вещества, которое вошло в человека. И опять тема развития и новации. «Даже если вы съели психоделические грибы – вы думаете, это те грибы, которые ел ваш дедушка? Нет, это совсем другие грибы, вы сейчас увидите, это даже не те грибы, которые вы ели в прошлом году».  Налицо постоянно навязываемый капитализмом темп развития, постоянного достижения, чем-то это напоминает сталинский мир, где бесконечно происходила ВДНХ, но в сталинском мире эта выставка была ограничена храмовым комплексом, а капитализм превращает весь мир в выставку достижений капиталистического хозяйства.

Все эти наблюдения – «Сновидения и экология», «Сновидения и компьютерное регулирование», «Сновидения и реклама» – хочется обобщить философским пассажем «Сновидения и их отношение к истине». Почему сновидения играют при капитализме столь исключительную роль? Почему они становятся ключом к пониманию капитализма? Просто потому, что сновидения представляют собой неверифицируемую реальность. Они являются тем местом, где отсутствует возможность установления истины. Невозможно никакими силами установить (пересказываемого, выходящего в план вторичного экспонирования), являются ли все эти сновидения правдой или ложью. Многократно было замечено, что Фрейда можно сравнить с Колумбом, который хотел открыть новый путь в Индию, а вместо этого открыл Америку. Так же и Фрейд хотел создать эффективную терапию неврозов и вообще новое глубокое знание о человеческой душе, а вместо этого создал основание для идеологии общества потребления, которая стала тотальной и регулирует нашу жизнь. Он сделал то, чего делать не собирался. Тем не менее значение того, что произошло, оказалось еще больше, чем если бы он выполнил свое желание. Так же, как открытие Америки повлекло за собой гораздо более важные последствия, чем открытие нового пути в Индию. Поэтому имеет огромное значение отношение Фрейда к теме лжи и правды в сновидении: он высказался в том смысле, что для психоаналитика совершенно безразлично, говорит ли ему пациент правду о своем сновидении или он о своем сновидении лжет.

Фрейд канонизировал на очень глубоком уровне неразличение лжи и правды. Все, что говорит пациент, является в равной степени ложью и истиной, в равной степени ценно как материал для аналитика. Это стало символом веры современного медиального капитализма, который стремится создать неверифицируемую реальность, реальность, к которой критерий подлинности невозможно применить. Это вызывало ужас у некоторых мыслителей, например, у Хайдеггера. У других наблюдателей это вызывает экзальтацию и приступы надежды и радости. Человек осознается как ложь сама по себе; когда человек становится тотальным, он заслоняет собой все те бесчисленные невидимые причины и обстоятельства, которые составляют истину. Леонардо да Винчи замечательным образом сказал (и эти слова цитирует Фрейд в одной из своих работ): «Природа полна бесчисленных причин, никогда не становящихся достоянием опыта». То, что он сказал о природе, можно отнести к истине. Истина состоит из бесчисленного количества невидимых обстоятельств, которые невозможно высказать, но все они находятся внутри истины, как неухватываемые и неисчислимые реальности. Это не антропоморфное понимание истины. При капитализме «человека» охватывает энтузиазм по части полного устранения истины, «человек» хочет заменить ее ложью, которая совпадает с человеческой надеждой: тогда можно будет лгать бесконечно, и никакие потусторонние силы и обстоятельства не смогут ограничить поток этой лжи – это и станет путешествием на планету Европа или еще куда-то в пылегазовые скопления. Мне понравился в этом смысле образ газо-пылевых скоплений, которые огромными разноцветными облаками висят где-то в космосе, они очень яркие, там все время меняются цвета, поскольку неоднородный химический состав этих скоплений по-разному преломляет свет звезд, и эти скопления являются протозвездами, затем, уплотняясь, они образуют звезды. Нынешний капитализм (назовем его наконец омейрокапитализмом) хотел бы уйти внутрь этих сверкающих пестрых миров, достаточно аморфных и подвижных, где можно было бы на искусственных планетах увлекательно блуждать, странствовать, инициировать, возможно, какие-то войны, приключения, поскольку именно приключения принципиально важны для этого типа сознания, и вот там и развернутся перспективы новых прекрасных «межзвездных» приключений: Star Wars, Star Trеcks, и т. д., и т. п. Только звездное небо над нами!

Капитализм как персонаж

Название предшествующей главы «Сновидения и капитализм» воспринимается, естественно, как hommage Делезу и Гваттари и их «Анти-Эдипу», чье второе название – «Капитализм и шизофрения». Так оно и есть. «Анти-Эдип», по всей видимости, явился первым сочинением, в котором левый дискурс произвел исчерпывающий формальный анализ самого себя, а критика капитализма была осознана как литературный жанр, имеющий авторитетную традицию. Формальным самоопределением левой политической мысли были озабочены многие и до Делеза и Гваттари (например, русские формалисты или Вальтер Беньямин), но авторы «Анти-Эдипа» совершили следующее открытие: весь левый дискурс организует себя вокруг одного-единственного слова – «капитализм». Все, что ни есть на свете левого, разгадывает одну-единственную загадку – загадку капитала. Это своего рода «понимание понимания», поскольку «капитал» происходит от итальянского капито (понимать). Поэтому и я, говоря о сновидениях наших дней, пользуюсь этим словом «капитализм», ведь это слово – сезам, отмычка. Его не заменишь другими обозначениями вроде «общество потребления», или «информационное общество», или «техногенная цивилизация», или «медиальный мир», хотя каждое из этих обозначений по-своему релевантно. Более того, даже такие слова, как «неокапитализм», или «медиальный капитализм», или «онейрокапитализм», призваны скрыть (или, наоборот, выявить), что капитализм по сути своей остался тем же самым, каким был в те далекие времена, когда о нем писал Маркс. И задолго до Маркса капитализм уже был собой – симулякрон естественной среды, стихией человеческого как такового. Достаточно посмотреть EuroNews по телевизору, чтобы заметить композиционный параллелизм двух сводок: сообщение о погоде и сообщение о состоянии бирж и фондовых рынков. «Индекс Насдак» и «Антициклон» — вот имена героев из воюющих армий. Итак, достаточно написать «капитализм», чтобы текст стал левым. Является ли левым мой вышеприведенный текст о сновидениях, где слово «капитализм» встречается чаще, чем любое другое? Не знаю. Введение инстанции сновидения проблематизирует эту ситуацию: в сновидении нет политической ориентации. Но это не означает, что сновидение аполитично. Крах или же коллапс политической ориентации — это политическое событие, одно из самых важных политических событий, какие только могут произойти.

Коллективные сновидения (производящиеся усилиями масс-медиа) порождают, в свою очередь, политические галлюцинации, разрушающие ту систему политических координат, что еще не так давно казалась всем очевидной.

Но, кроме капитализма как среды, конкурирующей с природной средой, есть еще и капитализм как персонаж – некая идеальная символическая фигура, «дух» или «демон» капитализма. Что же это за персонаж? Этот персонаж – вампир. Вампир — это труп, который стал машиной – машиной, демонстрирующей свою зависимость от энергоресурсов (кровь, нефть). Важно, что деятельность классического вампира разворачивается не в контексте войны, а в контексте любви. Акт вампиризма совершается в то время и в том месте, что предназначено для акта любви. Вампир-мужчина входит в спальню прекрасной девушки, наклоняется к ней – словно для поцелуя. Поцелуй переходит в укус. Девушка-вампир впивается в шею своего возлюбленного. Они поступают так не из злобы, они не могут иначе, что подчеркивает их механическую природу. Вампир – не убийца, он лишь обессиливает свои жертвы, но в общем заинтересован в их сохранении. В противном случае они тоже становятся вампирами: связь вампира с сексом не случайна – он занят размножением – размножением субъектов и объектов вампиризма: таким вот образом вампир удачно олицетворяет экстенсивные экономические процессы.

Патриотическое замечание о сексе

Знаменитые слова некоей женщины, произнесенные ею в одной из позднесоветских телепередач, — «В Советском Союзе секса нет» были правдой. Правдивой и уместной была также интонация гордости, с которой это было сказано. Эта женщина, я полагаю, гораздо лучше понимала, о чем говорит, чем те, кто впоследствии с иронией повторяли ее слова. Женщина понимала, что в Советском Союзе (во всяком случае, в позднесоветские времена) есть любовь и ебля, море любви и море ебли, эти две вещи могут совпадать или же существовать порознь, но они есть, а секса нет.

Слово «секс» родственно словам секция, сектор, секатор, секта, секвенция. Это слово означает «часть» или «половина» и, таким образом, совершенно соответствует слову «пол» (половина), что напоминает о рассеченных надвое гермафродитах Платона. В общем-то слово «секс» синонимично слову «счастье», что означает «с частью», и поэтому сказать «на свете секса нет, но есть любовь и ебля» — это почти то же самое, что пушкинское «на свете счастья нет, но есть покой и воля».

Любовь, ебля, покой, воля – все это выражения полноты (или же полноты пустоты), счастье и секс – репрезентации частичности, парциальности. Женщина, сказавшая «В Советском Союзе секса нет», могла бы сказать иначе: «Секса вообще нет, о нем лишь говорят. Секс — это западная ложь». В этом случае ее высказывание совпало бы с суждениями Фрейда и Лакана: секс – это то, чего нет, есть лишь сексуальность, потоки желания и потоки лжи вокруг этого отсутствия, этого зияния, этой изначальной нехватки…

Но Любовь и Ебля (напишем эти святые слова с заглавных букв) – это то, что есть, а теперь уже следует сказать: это то, что у нас было, – прежде всего Великая Любовь к Родине, а также Великая Ебицкая Сила (то есть остервенение народа плюс Зимний Бог), которая ограждала Россию от врагов. Таким образом, сексуализация российского сознания была стратегической уловкой Запада: нам подсунули то, чего нет, взамен того, что у нас было, вместо нашего главного оружия. Некому было внять той женщине с телемоста. Поэтому сейчас на свете есть только мерцающее «счастье» (постоянно дополняемое «несчастьем»), но нигде, хоть ты тресни, не найдешь ни покоя, ни воли: ни капли покоя, ни одного свободного вздоха.С экрана российского МузТВ (локальная версия M-TV) сексапильная ведущая Маша Малиновская восклицает в поздний вечерний час: «Спокойной ночи желают только идиотам! Проведите ночь так, чтобы дрожали стены!» Этот призыв содержит столько лжи, что кажется трогательным. Он звучит в пятницу вечером, и только в пятницу вечером он и может звучать. Это обращение расшифровывается так: потряси свои стены немного, один раз в неделю, в другие же дни тебе лучше забыться беспокойным сном, потому что поутру на работу, в гладкое рабство неокапитализма. У нас хотят отнять (и отнимают) наше главное сокровище – нашу лень и наши сны. Пошли на хуй! Западная ложь!

Сон — это величайший источник сил, нас хотят лишить сил, оторвать от бездонных вод сна, которые всегда щедро утоляли нашу жажду. А ведь это началось с перестроечных напевов Цоя: «А всем, кто ложится спать, – спокойного сна!» Революционный отказ от покоя быстро рождает послушного клерка, который все несется куда-то, лишь бы не спать. «Не спать!» – так называется даже журнал, посвященный ночной жизни.

Да здравствует Великий Сон! Настоящая революция может быть только Революцией Покоя, Революцией Сна! Все, что ограничивает сон людей, будь то сталинизм или капитализм, школы, детские сады, фабрики, концлагеря, офисы, армия, работа, – все это достойно проклятия. Сон должен быть океаном, щедро заливающим мир людей (как то есть в мире растений и животных). Ебля не должна противопоставляться спокойному сну, такое противопоставление – преступление против священного союза Афродиты и Морфея. Ебля – Великое Снотворное, более того, она сама по себе есть форма сна и галлюциноза, поэтому и говорят: «Я сплю с ней»,  «Мы спим вместе».

Утопия и оргазм

При капитализме можно заниматься сексом, но нельзя кончить, нельзя испытать оргазм. Для того чтобы достичь оргазма (даже если испытывать его множество раз за короткое время), необходимо хотя бы на долю секунды мысленно выйти за пределы капитализма, оказаться в некапиталистическом пространстве: оно может быть социалистическим или же аристократическим, но это должны быть миры растраты, миры выплеска, миры роскоши или же миры аскезы. Капитализм осторожно перекрыл все идеи окончательного блаженного конца (коммунизм, рай, нирвана), все идеи абсолютного выхода. Политический выход (революция) нивелирован, религиозный выход (озарение, сатори) поставлен под сомнение, психоделический выход (наркотики) вне закона и находится под опекой медицинских и полицейских средств контроля. Даже такой мрачный, отчаянный, но окончательный выход, как полная гибель всех людей в результате ядерной катастрофы, элиминирован капитализмом: останутся машины, эти порождения человеческого разума, а значит (с точки зрения капитализма), род человеческий продлится. Итак, выхода при жизни нет, кроме… Кроме единственного, точечного – речь идет об оргазме. Даже такая плотная и въедливая среда, как капитализм, не хочет быть совсем уж монолитной, совсем уже клаустрофобичной, тогда бы все задохнулись. Поэтому капитализм перфорирует себя, он усеивает себя оргазмами, биллионами оргазмов, как точечными проколами, сделанными словно бы кончиком иглы.

Капитализм жаждет оргазмов, но и боится их — ведь каждый настоящий оргазм приносит надежду на избавление от капиталистического присутствия.

Часто во сне или во время любви, когда дело приближается к оргазму, я вижу одну и ту же картину: бескрайнее сияющее море и синее огромное небо над ним, и на горизонте – совсем маленький и далекий – привольно развевается красный флаг. Я называю этот счастливый онейроид «Рождение Венеры». Социализм, так же, как и любовь, рождается из вод морских, поскольку «море больше, чем мир». И социализм, и любовь представляют собой коллапс экономического как такового: возникновение ниоткуда и расхищение в никуда.

Венера возвращается невинной, ее девственная плева восстанавливается после каждого соития.

Настанет день, и над ледяным океаном планеты Европа взовьется красный флажок любви.

2004

* Полное название «Икзомерон, или История Эдуарда и Элизабет, проведших 81 год у Мегамикров, коренных жителей Протокосмоса в центре Земли» (1788).

** Этими борцами являются «сионисты» – обитатели Зиона (то есть Сиона).