НАЧАЛЬНИК МОЛЧАНИЯ
Когда народы собирались у Синая, каждый получал от Бога подарок. Пришли
евреи — получили Книгу, пришли греки — получили Талант, пришли римляне —
получили Власть. Но когда пришли русские, подарков уже не было. Потому
что Бог остался нищим. И сказал Господь: даю вам во владение Тишину. Вы
будете хранить Молчание.
Ничего не ответили странники и молча пошли в свою землю. И долго шли, и
вздыхали. Но никто не слышал, как они плакали.
И пролегла граница по Бугу: по одну сторону славянство, словесность,
пышность вельможной Речи — по другую сторону Россия, дом хорового
молчания.
Последний горький дар Бога — молчаливый голос Бытия. Это простота,
которую нельзя отнять: простота самого Бытия, простота нищего и мертвого.
Простота: экономия, дар, который всегда остается — сама экономия,
скудость и скупость, страшный дефицит Бытия.
Молчание экономит себя в слове. Слово — экономия молчания-золота,
говорение; и слово — концентрация молчания, само золото: оно хранит
смысловую Глубину и жизненную Правду. Но слово. которое все ушло в себя,
слово, ставшее телом без органов, слово простое, как мычание — это
молчание. Молчание — Единое Слово, в котором нет различия означающего и
означаемого, говорящего и слушающего, звучания и понимания. Молчание
только одно, но его хватает на всех.
В России ценят Слово, но не любят слова. В России живут экономно: жизнь
уходит в запас, живые хоронятся в молчание. Над всей Россией тишина:
молчание выживания.
Молчание — истина Бытия. Молчание — знание сокровенного. Загадка в том,
как это знание — дзэн, чань, дьяна, думия — стало жизнью народа, как
народ совпал с Бытием.
Этого знания нет и у Бога: тогда, на Синае, Бог заговорил — не выдержал
своего молчания. Только молчание народа постоянно: оно простое, целое и
одинаковое.
Все происходило в молчании. Все всегда происходит в молчании. Пласты
смещаются в тишине. Слова уходят в молчание: понимание. Молчание
риторических вопросов; молчание слов-умолчаний — Россия, Лета, Лорелея,
дык, елы-палы; молчание нетелефонных разговоров; молчание секса; молчание
власти.
Молчание очередей. Молчание пространства. Молчание часовых на Красной
площади.
Часовые хранят молчание — главное национальное богатство: ни у одной
страны нет таких богатых залежей. Целое ведомство занималось охраной
молчания.
Боже мой, как мы умели молчать! Мы, дети и взрослые, сидели в классе и
писали Большой Диктант. В классе было тихо. Тишина была богата. Мы
слышали дыхание страны.
Молчащий не отвечает — молчит. Значит, слушает? Но кого он слушает, если
все молчат?
Мы сидим в комнате. Он стоит за дверью и молчит. Но мы знаем, что Он
стоит за дверью, и тоже молчим. Почему он молчит: слушает наше молчание
или молчит вместе с нами? Кто молчит: мы или Он? Кто снаружи и кто внутри?
И есть ли кто-нибудь за дверью?
Кто, слушая молчание, скажет, что он не молчит, а только слушает? Или
что он молчит, а не сама тишина? Кто молчит и кто скажет?
Покашливание в театре: я еще здесь? я не растворился?
В ответ на мой вопрос собеседник молчит. Собеседник не отвечает. Значит,
его молчание адресовано не мне, а кому-то еще. Молчание выводит наш
диалог на открытую сцену. Оно приглашает умных молчаливых свидетелей,
которые должны оценить его молчание как мой провал. Но кто эти свидетели,
если нас только двое? Может быть, эта роль предназначена мне самому? Но
если я способен понять это молчание, значит я его соучастник: мы, а не он.
«Странно, что он вышел на сцену босиком». Сказавшему эту фразу ответят
молчанием. Странно? Конечно, странно. Разумеется, странно — ничего
странного. Норму не отрицают и не утверждают, о ней молчат. Норма
очевидна, иначе она не норма. Единственный способ правильно высказать
оценку — «Представь себе — он вышел на сцену босиком» (приглашая
собеседника к молчанию: достаточно только представить…)
Молчание двоих невыносимо громко. Молчание народа молчаливо. Оно слышно только в тишине его собственного молчания.
Народ — масса анонимов. Но и вредитель анонимен, он делает свои дела
тайком. Враг народа — среди народа. Молчание толпы — страх перед своим
молчанием.
Молчание говорящих — всегда осмысленное и понятное, и говорит оно о
своей понятности. Молчащий цитирует первое молчание — подразумевание.
Молчание всегда первое, поскольку любое высказывание подразумевает или
замалчивает свою конвенциональную основу. Молчание слишком понятно: оно
втягивает говорящего в заговор, в котором он не участвовал — в заговор
Языка.
О самом главном — о своих презумпциях умолчаниях, нормах, о самом себе —
язык молчит. Молчание языка дается нам в наследство — это молчание
мертвых. Мы, говорящие, молчим вместе с ними. Мы молчим.
