***
Молоденькая милая Пульхерия
Зачем с тобой случилася истерия
Ну хорошо – разбилась эта баночка
Зачем же ты рыдаешь так засраночка
Давай скорей сниму твои я трусики
И ты раздвинешь нежные мамусики
И Николай Васильевич в окошечко
Подсмотрит как ебу тебя я крошечка
И вот тогда сквозь эту щелку узкую
Мы попадем в литературу русскую
И про совокупление невинное
Филологи напишут книги длинные
И навсегда останемся мы в вечности
Примером и любви и человечности
4 января 2007 года
Тель-Авив
№ 722
***
«Ну что вы, Ленинград вовсе не такой.
Вы приезжайте, когда будут белые ночи…»
Анна Ахматова Михаилу Гробману в разговоре 1959 года.
Лисья мордочка длинные ножки
Черной тканью обтянутый зад
Друг на дружку похожие крошки
Ты такой теперь Ленинград
Впрочем был ли иным когда-то
В оловянной воде Невы
Утопивший родного брата
Да и сам не снес головы
Как назвал себя словом Питер
Из щелей полезла чума
И бока ты свои повытер
И совсем лишился ума
Растеклись прозрачные зомби
По тропинкам белых ночей
Ты лежишь на петровской бомбе
Она тикает меж кирпичей
Ни людей ни любви ни свободы
Лишь высоких дворцов красота
Там где черти немецкой породы
Начинали с пустого листа
Сирота на чухонских развалах
Чудный сад на крови и костях
Ты затонешь в чугунных подвалах
С немотой в посиневших устах
13 14 15 февраля 2007 года
Тель-Авив
№ 726
***
Боясь бессоницы я лег как можно позже
Небесная вода стучала по стеклу
Квартирному настойчивей и строже
Пока не оказалась на полу
И тут возник в ней силуэт знакомый
Он растекался ширился и пух
Неодолимо гнусной глаукомой
И заслонял и зрение и слух
Я бросился бежать но ватные ступени
Скользили подо мной и вдруг возник обрыв…
Проснувшись я лежал и стыл в оцепененьи
В чернильной синеве глаза полуоткрыв
И муха надо мной огромная летала
Невидимо звеня и замолкая вдруг
Она свила гнездо на кромке одеяла
Она ввела меня в свой инфернальный круг
Очнувшись я постиг закон клаустрофобий
Тот бесконечный ряд убийственной тоски
Где день стоит за днем подобием надгробий
И осторожно смерть ступает на носки
И вслед за нею шлейф – последняя истома
И каждый человек здесь чувствует как дома
25 26 февраля 2007 года
Тель-Авив
№729
***
Лиле Вьюгиной
Кто знает что такое Клейтук?
Это запах мертвых костей
Сколько надо перемолоть этих штук
Собранных с родины всей
Рога копыта и прочая стать
Белая фабричная пыль
Ее не вытрясти не отстирать
Она привычка и стиль
Закончили смену и в пустых трико
Бабы толпятся в проходной
ВОХРе работать совсем легко
Ведь клей не тащут домой
Вот главный механик идет по двору
Нагнулся и поднял шуруп
Зачем пропадать такому добру
На него был потрачен труд
Этот инженер – он мой отец
А вокруг клейтуковский народ
Приедет сейчас грузовик наконец
В пионерский лагерь возьмет
И там впервые в жизни моей
Наступит такая пора
Что влюблюсь я красивый мальчик еврей
В прелестную Галю Воронову – дочь столяра
12 13 14 марта 2007 года
Тель-Авив
№ 733
***
Звездный занавес приподнявши
Заглянул я за край земли
Ничего не бывает краше
Чем идущие там корабли
Над прозрачными их бортами
Душ усопших клубится дым
В нем сияние и бормотанье
Тех кто умер совсем молодым
А в окружности черные крылья
Неподвижных огромных птиц
Они стонут в своем бессилье
Слезы падают из глазниц
Слезы падают рассыпаясь
Миллионами белых огней
В них дрожит планетарная завязь
Новых будущих проклятых дней
13, 14 мая 2007 года
Тель-Авив
№740
***
Полудремотной этой ночью
Я обнаружил смерть воочию
Она лежала в желтом воске
Ее заколотили в доски
Вокруг рыдали недоноски
И в той тоске неумолимой
Незримой непреодолимой
Миг застывал в пустом полете
У тети Нади на зевоте
На волокнистом пухлом теле
В сырой постели
И тут как ни крутись-вертися
Мерцал лепешкою живот
Свисала каменная сися
Пизда лежала поперек
Круп шел во тьму по биссектрисе
И лысый имярек
Марксист юрист урод
Кривил свой красный рот
21, 22 мая 2007 года
Тель-Авив
№741
***
Я вырос в рабочем поселке
На кромке холодной Москвы
Где в моде ходили наколки
Полууголовной детвы
И были там в моде пристенок
И лет голубей в небесах
И ссадины грязных коленок
И жалкий родительский страх
Мы в поле сажали картошку
Между телеграфных столбов
Влюблялися все понарошку
Купалися мы без трусов
И время от времени Котов
Надолго и вдруг исчезал
Мы знали — поймали кого-то
И он на него показал
Ах где то убогое время
Той послевоенной Москвы
Где ты деревенское племя
Кленовый орнамент листвы
Как было легко отказаться
От ваших сомнительных чар
От водки от грязного сальца
От места где пьяный угар
Залил и глаза и гортани
Густой нищеты черноту
Как было легко расставанье
С тоскою зеленой в быту
С тех пор изменилось пространство
Не годы прошли а века
Из мира ушло постоянство
Что души хранило слегка
Вошли марсианские бредни
В реальные кожу и кровь
И то что случилось намедни
Уходит в подкорку веков
И только счастливое детство
Сияет картофельным сном
И учит азам домоседства
Но этого мы не поймем
11-12 июля 2007 года
Тель-Авив
№ 743
