CRITICAL ERROR MESSAGE
1
И что эта Ферганская школа?
структурализм разбавленный пейзажем!
«зрачок опущенный в раствор солнца
словно родинка расцветающая в марево контура
не женщина но женственность пространства
(тень сна огибающая полдень
удерживает в соблазне длительности
от пробужденья восходящего к вопросу)…»
давайте согласимся что ни одно стихотворение здесь ничего не сообщает
поэта занимает предъявление самого способа письма
инициирующего критическую рефлексию по поводу его интенций и задач
но тогда – позвольте спросить – зачем читателю продираться через эти
витиеватые дебри текста где слепящее солнце не позволяет отличить
человека от местности конкретные обстоятельства от роения экзотических деталей
складывающихся в какое-то подобие фосфенов
за полузакрытыми веками вечно дремлющего автора
не проще ли прочесть грамотно написанное эссе?
так поэзия превращается в проект
обманчиво содержательные тексты служащие автору эдакой каменистой приступкой
с которой удобнее осуществить манифестарное высказывание:
такое чтение забирает слишком много и дает слишком мало
быть может в разморённой бесцельности наблюдения время и впрямь течет незаметно
но для читателя
(если только эта поэзия не хочет вечно оставаться заключенной в себе самой)
время чтения весьма ощутимо и тратя его он заслуживает получить
не просто ощущение усыпляющего соскальзывания в переплетение обрывков внутренней речи исполненной псевдорефлексивного пафоса и клейких фрагментов однообразных восточных пейзажей
разве не должен поэт быть первопроходцем сшивающим в точном высказывании расхристанный, дикий натурализм бытия?
что может дать например такой пассаж:
«торс незнакомца напоминающий терракотовый монолит
безумца которым любуется Годар
глазами смерти переодетой в женщину
храбрость состоит в том, чтобы остаться рядом с природой, которую не волнуют наши несчастья
это кажется верным… однако не более чем само сравнение
путника и Гриффона – здесь
где история еще не заключена в имени
и лишь горячее ребро известняка упирающееся в тонкую подошву сандалий
возвращает дрейфующий взгляд к зыбкому опыту «Я»
словно среди поседевшей от соли гальки вдруг открывается инородность
виноградины выпавшей из неловких пальцев мальчишки»
попытка слепить некий нарратив из случайно оказавшегося под рукой материала
но к чему это приводит?
искусство, природа, образ героя, смерть и в итоге всё это сгущается в какое-то полуслучайное Я подобное виноградине затерявшейся среди похожих по форме камней
и разумеется – кругом приметы солнца
будто мы итак не понимаем что Узбекские пейзажи хорошо прогреты и просвечены
кажется у подобной поэзии вообще нет ничего за пазухой
кроме солнца и медленно просыпающейся сквозь пейзаж субъективности
не доросшей по мнению автора даже до имени собственного!
опаленные пространства
миражи культуры
и контуры человека
разве это ищем мы в настоящей поэзии?
2
«Я жизнь свою сожгу в тебе, как черновик»
– Как тебе, хороша строка?
да плохая строка, что уж
синтаксис традиционализма
за счет свой инерционности перечеркивающий мнимую силу и яркость метафоры
и сам автор не усматривающий этот парадокс
в своей простодушной радости выглядит неловко
но даже если убрать мета-анализ и последовать за письмом..
к кому обращается поэт?
в развертке стиха он явно конкретизирует адресата:
«цель и граница слова – белизна
листа ль
еще не смятой жизнью кожи»
(отмечу в скобках это «листа ль»
не исключено, что для него комичное оглаголевание «листаль»
казалось остроумным усилением сравнения чистого листа и юной бледной кожи
– положим я даже знаю о ком конкретно здесь шла речь –
но.. но при попытке отнестись к тексту серьезно
формальное торжество «удачного приёма» обращается инфантильным детским:
«ну посмотри же, посмотри, что я придумал»)
однако вернемся к вопросу адресации
я прекрасно знал его как лирического поэта
безуспешно пытавшегося протащить соловья-астматика
через условную границу
заданную рефлексивным поворотом
обозначенным в поэзии уже обэриутами
явно реализованным в опытах Лианозовской школы
в массовой же культуре прочно ассоциирующийся исключительно с «хроносами и топосами» Бродского
впрочем даже если рассматривать текст
в оптике самостоятельного высказывания вырабатывающего свои
имплицитные законы прочтения
и принять строку как обращение к возлюбленной
(разумеется как и положено в подобных стихах
сильно испорченную трюками дематериализации)
хотел ли он вызвать у читателя ассоциацию с камином или скажем закопченной буржуйкой
куда принято было швырять огнеупорные рукописи
лет эдак сто – сто пятьдесят тому назад?
кроме того поэзия – это ответ времени и ответственность перед временем
для современного автора интегрированного в культурно-символический контекст
обязывающий его помнить что в печах действительно истлевали жизни
даже намек на такую ассоциацию в лирическом стихотворении – крайне рассеянный
чтобы не сказать безответственный жест
я ничего ему не сказал
только спросил
– ей понравилось?
растерянно посмотрел на меня и перевел тему
тогда я решил что стихотворение девушке он даже не отправил
лиризм – беспомощная витринная красота
спустя полгода я узнал что он стал лауреатом одной крайне консервативной поэтической премии
тянул с визитом
на мой взгляд – поздравлять было особенно не с чем
но он ждал и он был моим другом
я опоздал – в том же году его не стало
премировали
и кремировали
храню память о нем
храню ужас перед поэзией
3
Стихотворение «о зрении и слепоте»
распахивается насыщенными визуальными метафорами
«червивый глаз»
«прозрачный огонь взгляда»
«ожог оставленный на лице спящего человека последним усилием видеть»
и завершается вычурной метафорой
«сияющее ничто»
внимательный читатель легко разгадает замысел
нарратив усиливается формальным приемом:
несмотря на настойчивость слов здесь нечего видеть
последняя строка осуществляется в тексте уже «утратившем зрение»
однако мы можем представить рудиментарную силу живого взгляда
претворенную в физической слепоте
как если бы жизнь помещенная в смерть
вспорола ее и вырвалась
обнаружив себя качеством которое всегда ускользало
покуда мы наблюдали процесс на сцене тождества
так вновь проваливается попытка
указать формальные границы тематизации стихотворения
обыденное «о чем?» традиционно обедняет опыт прочтения текста
без сомнения стихотворение интересно именно тем
что автор предлагает нам обманчивый конкретизм привычных реалий
в то время как истинный замысел письма уводит все дальше
прочь от
сквозь казалось бы нерушимые спайки ясности
беглое знакомство с биографией поэта указывает на череду трагических потерь
пережитых за сравнительно короткий период
в одном из определяющих текстов написанных в эти годы (87-95) мы встречаем рефрен:
«слезы идут
слезы идут»
и далее:
«слеза – оболочка слезы»
учитывая что наше стихотворение относится к циклу написанному именно в этот период
появляется еще одна возможность прочтения текста
ключом здесь становится отсутствующая фигура: «плач»
мы понимаем что плакать может и слепой и зрячий
а «сияющее ничто» вполне может оказаться метафорой саднящего отсутствия
резко и безжалостно оборванной привязанности
безусловно все это лишь приближение к тексту
неблагодарный труд в котором грубость или вульгарность интерпретаций почти всегда неизбежна
к счастью и сам автор теперь мертв
тексты освобождены от его довлеющего присутствия
ну а мы можем
