* * *
Автоматической пастью старый автобус жевал людей
И потом выплевывал их, изрядно помятых, на мостовую,
И люди разбредались, безликие, каждый по своему делу,
А автобус уходил дальше, глухо урча от ярости, которая его распирала,
Колеса стертыми шинами поднимали густую пыль
И люди уносили ее на ботинках, в шляпах и в глотках.
И когда люди бросались в водовороты жизни, эта пыль поднималась и попадала в глаза и глаза становились слепы,
И тогда озверевшие автобусы давили людей направо и налево,
И кровь на мостовой была странно похожа на абажуры в домах обывателей,
А затем она стекалась на горизонт и становилась багровым закатом,
И шестым чувством можно было обнаружить что-то ухмыляющееся и великое, мудрое и великое,
И оно смотрело на землю.
27 апреля 1957 года
Москва, Текстильщики
Весенняя месса
Шерстяные коты выходили на брачное поле,
Добывали права на зеленоглазых принцесс,
И весенняя ночь, так некрепкая песням дотоле,
Оглашалась стенаньем неистовых месс.
И на голос фанатиков неорелигии страсти
Открывались бутоны еще не раскрывшихся строф,
И цветы распускались, стряхнувши былые напасти,
И стихи выползали из самых замшелых углов.
Как призыв колоколен темницам узорчатых башен,
Как слепой бандурист, изливающий высшую суть,
Как гортанные крики грачей, подымающих с пашен
Пробужденье несущих к столетним деревьям на грудь.
3 августа 1958 года,
Москва, Текстильщики
Кисть Хокусаи
Облака медузами свисают
Над искусной сказкой без названья –
Это кисть японца Хокусаи
Расписала шелковые ткани.
Словно славный гений желтолицый,
После ласки женщины счастливой
Захотел волною пенной влиться
В царствие прибоев и приливов.
Воздыматься яростным вулканом
С виноградниками на склонах,
Быть водой хрустальной грустным каннам
И росой раскрывшихся бутонов.
Ветром гнуть бамбуки молодые,
Уносить соломенные крыши,
Апельсины, светом налитые,
Пьющий поцелуй поющей гейши.
Облака медузами свисают
Над искусной сказкой без названья,
Это кисть японца Хокусаи
Расписала шелковые ткани.
15 ноября 1958 года,
Москва, Текстильщики
* * *
Посвящается художнику Володе Яковлеву
Ступай по острым раковинам берега,
И опустись в соленую волну,
Старинный путешественник Америго.
Там море, уносящее ко сну
Суда за голубыми горизонтами,
И крабы, проходящие по дну
Походками размеренно-резонными.
Старинный путешественник Америго
По берегу прошелся неуверенно,
И опустился в синюю волну.
3 июля 1960 года
Украина, Одесса
* * *
Володе Яковлеву
Золотые голуби олеографий
Разлетелись по стенам квартиры –
А новых жильцам не потрафят
Наивные рассказы детективов,
А новые жильцы на скалах
Нарисуют цветы и листья.
И к морю сойдут устало,
И в море омоют кисти.
И очень скоро уедут.
И только цветы на скалах
Расскажут о них устало,
Расскажут морю и ветру.
4 июля 1960 года
Украина, Одесса, Аркадия
* * *
Закатом облюбованный старик
Упал на дно холодной лодки.
Матрос опустит бледный лик
При виде своей находки.
«Летучего голландца» участь
Подстерегает нас, как эхо.
Дельфин щекочется в уключины
Матросу не до смеха.
Когда же в деревянных латах
Увидим часть ночного танца,
Нас повстречает у заката
Старик с «Летучего голландца».
18 октября 1960 года
Москва, Текстильщики
* * *
Памяти Саши Камышова
Его глаза не отражали
Ни свет, ни воздух –
И лишь образчиком печали
В морозных звездах.
И лишь следами
Как слезами,
А дальше в верстах,
Сильнее самого поверья
Наверно во сто.
Его глаза остановили
И свет, и воздух –
И упокоены в могилы
Простых погостов.
4 ноября 1960 года
Москва. Текстильщики
Поэт
Георгию Шенгели
Но прежде чем произойдет распад,
Лилиенталь на теплом полигоне
Войдет в глубококрылый аппарат.
И слава обнаружится в законе
И к славе снизойдет ее народ,
Народ, не остающийся в уроне.
И механизм поймет наоборот
Желание отважного поэта,
И высота предаст и отпоет.
Но прежде чем произойдет распад
Последнее преодоленье центра
Травой солончаковой прорастет
Отныне став преодоленьем лета.
3 марта 1961 года
Москва, Пушкинская улица
В покинутой комнате
Из Георга Тракля
Подступает к стеклу георгиновый строй –
Где-то тихо играет орган –
Тени пляшут, скользят по стене голубой –
Темный танец – вечерний дурман.
Отцветает огнями малиновый куст,
Комариная стая звенит,
Косят косы, доносится шелест и хруст.
Сон источника – старые дни.
Чье дыханье сегодня ласкает меня?
Чертят ласточки тайный узор.
И в неведомый мир уплывает из дня
Лес таинственный – лешего взор.
Пламя в клумбе таится, как бешеный зверь.
Пляшут тени по желтой стене –
Кто-то пристально смотрит в стеклянную дверь,
Тихо в комнате, пусто в окне.
Сладкий грушевый запах и ладана след…
Так печально темнеет стекло…
И склоняю я голову в медленный свет
Белых звезд. В глубину. В молоко.
28 декабря 1964 года
Москва, Текстильщики
