* * *
Вот и настал конец времен.
Ведь ты же этого хотела?
На снимке только мы вдвоем:
Я без души, а ты без тела.
Обоев желтых лоскуты,
В горшке цветочном – столбик пепла.
Дома и улицы пусты.
А ты сгустилась и окрепла.
* * *
Живем в квартире нехорошей.
Моргнешь – и нету никого.
Но был же этот, с постной рожей?
Мы точно видели его.
Ходил по комнатам какой-то,
Распухшим двигал языком –
Не то слова, не то икота.
И вот он сгинул целиком.
А этот лысый с носом длинным,
Приладивший к ладони гвоздь?
Старик, похожий на пингвина
И опиравшийся на трость?
Не знаю. Много я их видел
И даже был одним из них,
Но, верно, тер глаза и вытер
И мертвых след, и пыль живых.
Мы жили жизнью безутешной
Среди тяжелой суеты.
И я забыл их голос нежный
И неприятные черты.
Я их любил. Чего же боле,
Что я могу еще сказать?
……………………………………….
………………………………………. .
* * *
Как вернешься с похорон,
Отверни на кухне кран,
Чтобы хлынул Ахерон,
Затопляя все к херам.
Вместе с галочьим гнездом,
Вместе с крысою седой
Захлебнется весь дурдом
Этой мертвою водой.
* * *
Вот ребëнок показался
Из-за двери,
Кривой, длинный,
Маленький зверëк.
Семенит на коленях
К моей кровати.
Любит меня
За что-то своë.
Чего скулишь?
Дай мне уснуть.
«Айка, айка, айка», –
Шепчет и смеëтся.
Я тоже люблю тебя,
Бедный малыш.
Но я устал.
И ты устанешь.
* * *
Война почти не задела меня.
Из тех, кто ушел на фронт,
Я ни с кем не знаком.
Смирно лежу день ото дня,
Упершись носом в горячий грунт,
Вниз лицом, босиком.
В дырах и норах, зернах, корнях
Чей-то топочет сон,
Землю грызет, сосет.
Век от века, день ото дня,
Пока не треснет земля, и сок
Не переполнит рот.
В порах и створах, водах и травах,
В рыбах и крабах, в ребрах и бронхах,
В ямбах, верлибрах, ранах и тромбах,
В трубах и кранах, лукас и кранах,
В складах, миклатах1, схронах, мамадах2
Громко гудят керах3 и мелах4,
И балаболит оф хахоль5
«холь-боль, холь-боль, холь-боль».6
* * *
Он сидит в обшарпанной коляске
В синей майке и ковидной маске.
Соль в костях скопилась у него.
Он не замечает ничего.
Но и я давно ни своего,
Ни чужого не услышу горя.
Только колокол и шепот моря.
Колокол отчетливей всего.
* * *
Я думал, что умер Ицхак.
Но он, разумеется, жив.
Ворчит, что немыта рицпа7,
Мычит на вульгарный мотив.
Бормочет, что я не пацан
И хуцпа8 моя не того.
Он просит побрить его кцат9,
И ловко я брею его.
Быстра моя бритва, востра.
Длинна моя швабра, крепка.
Я этою шваброй с утра
Мгновенно прикончил жука.
Однажды я мышку совком
Поймал у Ицхака в саду.
Душа этой мышки тайком
Меня поджидает в аду.
У смерти незанятый слот.
Пpoeб, оговорка, булшит.
Как будто выходишь на лед,
А он отончал и трещит.
Как будто бы замок возвел,
А море глотает песок.
Как будто сползаешь на пол,
А это уже потолок.
Растут мандарины в саду.
Свисает с забора кошак.
Ицхак отправляет нужду
И в трубку пихает табак.
Сидит он с журналом «Дехак»10,
Ворчит, что стишок некрасив.
Я думал, что умер Ицхак.
Но он, разумеется, жив.
* * *
Вчера, вменив жене в вину,
Что чистых нет трусов,
Я рухнул и предался сну
На несколько часов.
Потом, пия кафе афух7,
Воспрянул ото сна.
– Трусы лежат в твоем шкафу, –
Сказала мне жена.
Я посмотрел и промолчал.
В шкафу стоял скелет.
Его никто не замечал
Последних пару лет.
Сначала долгий был ковид,
Потом пришла война,
А он стоит себе, стоит
Или, точней, она.
Скелету я сказал «привет».
Не получив ответ,
Скелету я сказал «пока»,
И он кивнул слегка.
Хожу по комнате, как шмок,
Как поц, сную вокруг
Без панталонов и порток
(ок, трусов и брюк).
Примечания
1 Миклат (ивр.) – бомбоубежище.
2 Мамад (ивр.) – укрепленная комната.
3 Керах (ивр.) – лед.
4 Мелах (ивр.) – соль.
5 Оф хахоль (ивр.) – птица-феникс.
6 Холь (ивр.) – песок.
7 Рицпа (ивр.) – пол.
8 Хуцпа (русс./иврит) – сила характера, наглость.
9 Кцат (ивр.) – немного, чуть.
10 «Дехак» – израильский толстый литературный журнал, публикующий поэзию на иврите.
11 Кафе афух (ивр.) – капучино.
