* * *
в ладошку голубку засну и то полечу
а то провалюсь в цветастых
трусах на лобное место
погрызу одеяло как все
я как все
допускаю что целого в общем не видно
принимаю на веру лоснящийся кафель
животворную весть
о сырой откровенной бруснике
абсолютный догмат
о шерстинке, комке и зацепке
по заплаканной улице
тянется стеарин, я снаружи
и так же как все
изнутри
* * *
более или менее глиняная
скажу я вам
но скажу ли я всем
может ли камень окаменеть
так
как фарфоровый член в завитках –
насовсем
* * *
на гречишном простом пустыре
на клочке объяснимой овсяной земли
где так рано всегда где всегда назревает и не может настать
он стоит прижимая заветную рыбу к себе
укрощая ее какой-то подручной тесьмой
ее рот тусклый и пожилой
ее глаза железные и золотые
как две скользких монеты в руке рыбовщика
говорю –
убедился ли ты в чешуйках хвоста
обмакнул ли кисти в крупную соль
приготовил ли острый короткий нож
когда я раздеваюсь понимаешь ли ты о чем речь
отвечает –
слово не находит бреши в твоем расписании
где же ему протиснуться
когда босиком прошмыгнешь по нужде
или в штанине замешкаешься
да так и уснешь
– да, так и усну
рыба во сне умеет символизировать
занимать разом и лучшие и запасные места
сметь думать об этом
в голос плакать
рыба во сне – другая
родная, ржаная, подкошенная
говорливая
неповторимая
он молчит и слова врастают в него
как упрямые ногти в навечно сжатый кулак
как врастает весна в зазоры в моем расписании
как изнурительный замысел
впивается в просто
так
* * *
забываясь в полях безмятежных платьев
во мне ли будешь теряться, в цветущей горчице
в дом приведем зверей
увидим необходимым выучить их считать
только до четырех
и зверя каждого
назовем неужели
* * *
балки жмутся друг к другу и девки жмутся
жмутся и жмурятся как умеют лишь балки да девки
в белизне сырого рассвета в узорах полуразобранных крыш –
девственное пренебрежение к сопромату
фрагменты посильной правды
* * *
на датской площади
у черной лодки
к асфальту льнуть
растрескавшейся пяткой
в кармане непрерывно осязая
случайную монетку
так тщательно как будто в этом дело
как будто тут же подойдут и скажут
вот семь железных лодок для тебя
четыре черных речки
и печенье
его ты можешь просто съесть на завтрак
плыви плыви плыви плыви
темнеет
темнеет и какие-то подходят
вскрывают реки тайные во мне
и лодки так неделикатно громыхают
у ближнего на рот налипли крошки
а в дании такой рельеф равнинный
безлесные сообщества и воды
я вижу датской площади теченье
и рук своих скользящие
ладьи
* * *
внематочное красное неприкаянно
так березы на улице бецалель
так песня на шее
так внешне все хорошо
* * *
я скажу
– чтоб осилить меня, смотри
как безропотно я боюсь
уникорна с памятного ковра
и скелетов дарёных бус
как орудую я именным топором
как лаю фамильным ртом
ты увидишь, как иногда
я единственно дорога
предельно права до утра
неодолимо слаба
ты скажешь
– милая,
соблюдая анис
тестируя встречи на неизбежность
ты, наверное, так устала
* * *
балансируя на грани терпимого и невыносимого
в поисках правды
соскоблил алюминиевое покрытие с пластмассовых вилок
и ты был обнажен в окошке, господи
и бурлаки вдоль иордана тянули танк
а помнишь
ехали
кормили мертвых с рук
на площади давидки
налегке
* * *
я минотавр, претворяющей ниткой слюны
влажной, жадной, десной ощущаю сны
ежеутренне я омываю уста
впоследствии принимаюсь за будничные дела
я джалал ад дин ноющего живота и плеча
я лечу верщась и воплощаюсь леча
еженощно я изрыгаю диковинные слова
впоследствии принимаюсь за будничные дела
я медуница ордена розового креста
я испачкала только платье пыльцой, а телом чиста
ежеутренне я датирую еженощный страх
впоследствии принимаюсь за будничные дела дела
