Савелию Гринбергу
Савелий уехал из дома
Навстречу хозяйке-судьбе,
Казалось ему, молодому,
Он мир открывает себе.
Скоблил острой бритвой щетину,
Вдыхал революции дух,
А мама плыла в Палестину,
Где воздух пронзительно сух.
Лишь крымское солнце в апреле
Стреляло как пулями в цель.
«Куда ты уехал, Савелий?» –
Шептала тихонько Рахель.
Савелий пустился в дорогу
По красной от крови земле,
Навстречу тревожному року
И грозной, неясной заре,
Поэтов искал в Третьем Риме
Читая поэмы друзьям,
А мама в Иерусалиме
Ступала по древним камням,
И птицы восточные пели,
И западный город крепчал.
«Куда же ты делся, Савелий?» –
Но северный ветер молчал.
Возможно, в истории данной
Неправильны все имена,
Я спутал в горячке туманной
Эпоху, страну, племена,
А времени, может быть, нету,
Лишь бьются живые сердца,
Разгладить хотелось поэту
У мамы морщины с лица,
Но гений – он легче, чем гелий,
И жизнь улетает как шар.
«Куда же ты делся, Савелий?» –
Я сам у камней вопрошал.
И воздух горячий вдыхая
Под грохот разрывов вдали,
В жестоком пространстве стиха я
Впитал злую сырость земли,
За ночью подсчитывал день я,
Как белка, крутил колесо,
И чувствовал все поколенья
Песчаною бурей в лицо,
Столетием позже Рахели,
Но словно бы в тот же момент,
Я вышел из дома апреле,
А дома-то больше и нет…
И в страшной весенней капели
Я слушаю собственный ритм,
Куда бы ни скрылся Савелий,
Я следую точно за ним.
Панк-нуар в социальной изоляции
Злые кроты
В Индии существуют люди, которые жрут кротов.
У корабля современности более нет бортов.
Немецкий пограничник спросил, поправив пилотку:
«А зачем русские в дьюти-фри всегда покупают водку?»
Я захихикал, прикрывая ладошкой рот.
Имеется вероятность, что Бог – это огромный крот,
А мы все живём у него внутри.
Если есть третий глаз, ты его зря не три,
А в самую суть вглядись, к примеру, в стране Бурунди
Можно спать голым на открытом грунте,
Но ходят слухи, что одного продавца наркоты
Утащили под землю голодные злые кроты.
Мои половины
У меня есть одна половина,
Словно уголь смолистый черна,
И клубами незримого дыма
Ядовито исходит она.
Прохожу меж людей осторожно,
Никого не виня, не кляня.
Кто вдохнёт того дыма немножко,
Будет зло ненавидеть меня.
Есть другая моя половина,
Словно снежные горы, бела,
И свежа, и почти что невинна,
И как камень прозрачный, светла.
Улыбаются люди ей часто,
Хоть я повода им не даю,
И влюбляются в поисках счастья
В половину другую мою.
Но меж двух половин сердцевина
Красным соком готова истечь,
И тепла, и мягка, словно глина,
Что должна быть поставлена в печь,
Обжигают горячие волны,
Очень больно порою дышать,
Только две половины невольны
Разорваться и прочь побежать.
День ли солнечный, день ли ненастный,
Слева уголь, а справа снежок,
Я ни чёрный, ни белый, а красный,
Я опасный прохожий, дружок,
Отойди от меня поскорей ты,
Не влюбляйся и не ненавидь,
Слушай звуки чарующей флейты,
Чтобы странную встречу забыть.
Моя могила
Ограбить «Сбербанк» я задумал давно,
В помощники взял двух чудил,
Разделим добычу, заляжем на дно,
Такой мастер-замысел был,
И мы, как невинность, сорвали свой куш,
Но чувствуя – рыльце в пушку,
Чудилы решили, что я им не нуж…
(И мне прострелили башку).
Три минус один – интересный процесс,
Задачку лопатой реши,
И тело моё отвезли в дальний лес,
И там закопали в глуши.
Но я разрыхлил землю голой рукой,
Вылез и ну бежать,
Поскольку не найдётся могилы такой,
Что сможет меня удержать.
Суббота, суббота, могила моя
Не сможет меня удержать.
В Казани богато живут господа,
И двое моих дурачков
Решили на отдых поехать туда,
Пивка отлакнуть под рачков.
Но чуйка моя – психотронный приём,
Берёт самый дальний сигнал,
И где дурачки загуляли вдвоём,
Я, шляпу поправив, узнал.
Порочный стоял в кабаке полумрак,
Не тратя ни время, ни слов,
«Беретту» и «Узи» держал я в руках,
Стреляя с обоих стволов.
Отправил болванов на вечный покой,
Лучше им полежать,
Поскольку не найдётся могилы такой,
Что сможет меня удержать.
Суббота, суббота, могила моя
Не сможет меня удержать.
Кабак заблокировали мусора,
Со всех обложили сторон,
Ну, что, мне навстречу им выйти пора,
Я – гений самооборон!
Вы спросите: деньги из банка-то где?
Их мамочка Бриджит возьмёт,
Купается в роме она, как в воде,
В гробу под землёй меня ждёт.
Барону Субботе и дьявол не брат,
Спокойствие я сохраню,
Сигару зажгу и поправлю свой фрак,
И выйду навстречу огню.
Пускай хоть хоронят, хоть жгут день-деньской –
Дымом буду дышать,
Поскольку не найдётся могилы такой,
Что сможет меня удержать.
Суббота, суббота, могила моя
Не сможет меня удержать.
Птица в квартире
Ко мне в квартиру птица залетела
В обычный летний день, тому назад
Лет сорок. Порх да порх вдоль стен – и села
На книжной полке сверху. И – запела!
Такое дело, я не виноват.
Обычный день. И улицы московские
Нарезаны, как каменный салат,
Летят от центра «Чаечки» ЦКовские,
И страсти плотские, и шутки плоские,
Такое дело, я не виноват.
Щебечет и стрекочет птица в комнате,
Цик-цок, фью-фью, видать, попалась, брат!
«На полке книги, – думаю, – неровно те…»
Кто виноват и что тут делать? Полноте!
Такое дело, я не виноват.
Должна зайти ли в гости эта девочка
(Мы с ней вдвоём за партою сидим)?
Куда же подевалась сетка-клеточка –
Авоська для походов в магазин?
И почему подводные растения
В аквариуме так переплелись?
И что за книжка на моих коленях
Сбивает с толку шелестом страниц?
Становится тревожно. Вспомни, вспомни!
Ну, ты, Смирнов, ботаник, ну, ты лох!
Я ощущаю страх, хотя смешно мне,
А птица-то по стенке порх да порх
Зигзагом серой молнии, и снова
На ту же полку сев, поёт без слов
Щебечет и стрекочет бестолково,
А может, это я был бестолков,
А может, это смерть моя на книжки
Стреляет кислотою мочевой,
Лишь притворившись птицей для мальчишки,
Щебечущей, стрекочущей, живой?
Обычный день, советская столица,
Гляди на запад – там уже закат,
Дверь на балкон открыта… Где же птица?
Удачно упорхнула, мастерица!
Такое дело, я не виноват.
Маски в Берлине
Натягивает маску на лицо
И в электричку прыг зайчишка ловкий.
Берлин раздавлен солнцем, как яйцо,
Шипящее на адской сковородке.
Дома, толпа. Дома, дома, толпа.
История хрустит с костистым звуком,
А поезда уносятся туда,
Где хорошо, летя по виадукам.
Планета Кройцберг, ну-ка, вылезай!
Танцует квир под радужным стоп-краном,
Пьёт кока-колу грустный полицай,
А нам пора, пора, пора, пора нам.
За годом год, я прыгаю в вагон,
Мне жарко, бес! Жгут ангельские трубы.
Заходишь ты в берлинский тихий дом,
Меня уносит прочь небесный U-Bahn.
В раю гремит турецкая попса,
И машет бог велосипедной каской.
За каждым зайцем здесь следит лиса,
Но как лису узнать под рыжей маской.
Майор
Майор сиял, как красная звезда,
Процесс пошел, но мы еще в начале,
А тот, кто сдал меня, не ведал зла,
Он просто жил как все (не все стучали).
Майор сказал: «Кури!» – «Я не курю».
Тянулись дни, как новостная лента.
А тот, кто сдал меня, встречал зарю
И провожал закат (в обнимку с кем-то).
А кто бы знал, в какой уходят сор
Рифмованные русские просторы.
Давно уж стал полковником майор,
Поэтов дрючат новые майоры.
Учи, сучара, где тут корешки,
Дрочи тайком, ходи, как все, к параше.
А тот, кто сдал меня, строчил стишки,
Публиковался, гад (с успехом даже).
Ни дня без строчки! Яйцами звеня,
Поэт запляшет, выйдя за ворота.
Меня встречает тот, кто сдал меня,
А может, это я сдаю кого-то.
