Первое кабаре появилось в Одессе уже в 1909 году, вслед за московской «Летучей мышью» и петербургскими «Кривым зеркалом» и «Лукоморьем». Называлось оно «Бибабо»^[1], это было первое «Бибабо» в истории русских кабаре (в январе  1917 в Петрограде  было создано второе – Н. Агнивцевым, К. Марджановым и Ф. Курихиным), и располагалось оно в здании Благородного собрания^[2]. В роли конферансье  там выступал Алексей Алексеев, написавший об этом в своей книге «Серьезное и смешное»:

«В 1909 году … группа одесских артистов и журналистов задумала открыть сатирический театр. Я считался способным любителем и остроумным парнем, и меня привлекли к участию в создании этого театра. Нарекли мы его “Бибабо”…

Репертуар составлялся частью из пьес петербургского сатирического театра “Кривое зеркало”, частью его писали мы сами. Конферировать поручили мне. А как это делается, никто из нас толком не знал»^[3].

Алексеев упоминает, что в репертуаре кабаре были оперные арии и целые действия из оперетт (в частности, из «Прекрасной Елены» Оффенбаха), игралась там пьеса Н.Н. Урванцова «Жак Нуар и Анри Заверни», позаимстванная из репертуара «Кривого зеркала», проводились литературные вечера, на которых выступали Семен Юшкевич, Александр Куприн. Алексеев  приводит имена певцов – Анастасии Вяльцевой, Наталии Тамары, Надежды Плевицкой, Юрия Морфесси. В сезоне 1911/12 годов театр перебрался в зал «Гармония» и сменил название на «Зеленый попугай». Это  был первый одесский театр миниатюр.

Именно театры миниатюр стали в Одессе наиболее популярными во втором десятилетии прошлого века. «Кабаретный» всплеск случился в Одессе уже к концу его, в 1918–19 годах. Это хорошо видно по количеству рекламы новых заведений в одесских театральных изданиях – еженедельниках и газетах «Фигаро», «Мельпомена», «Дивертисмент», «Восход», «Театральный день» и других. Список названий кабаре займет добрых полстраницы. Вот лишь часть из них: «Трокадеро», «Гротеск», «С мухой», «Макаревич», «Грот», «Эльдорадо», «Буф», «Монте-Карло». В 170-м номере ежедневной газеты «Театральный день» за 1 (14) ноября 1918 года опубликована реклама: «Где вы ужинаете после театра? В кабарэ «Гротеск», Дерибасовская, 10». В «Гротеске», который начинал свою работу в 10 часов вечера, можно было посмотреть 15 первоклассных номеров и насладиться «лучшей кухней». В рекламе подчеркивалось, что в «Гротеске» «прохладнее, чем везде». Вход стоил 8 рублей 60 копеек.

В 175-м номере «Театрального дня» размещена реклама кабаре «Трокадеро»,  располагавшегося на Кондратенко, 37. Зрителям предлагались ежедневно вокально-музыкально-концертные вечера с первоклассными артистами.  В театре Литературно-Артистического общества в декабре 1918 открылось кабаре «С мухой», оно работало с 21.30 до 4 утра. Кабаре «Макаревич» открылось осенью 1918 в Колодезном переулке, 12. Ежедневно давалось до 25 номеров. На Спиридоновской, 28 открылось кабаре «Эльдорадо». И даже в Одесском Интеллигентном собрании на Греческой, 48 было свое кабаре.

Критика неоднозначно относилась к новым заведениям. А. Любимов писал: «Нынешний сезон – мертворожденное чадо, родившееся от мезальянса искусства и улицы. Улица в настоящее время, оказалась очень сильной, нахальной, банальной – и ребенок вышел весь схожий на нее, весь от улицы, крикливый, кривобокий и трусливый, как заяц. … Нынешняя жизнь вытравила искусство из сырых и строгих дней мировой ломки. Вся наша жизнь – огромный театр. Одесса – это уборная театра и она вся отравлена политикой. В Одессе сейчас опера с М.Б. Черкасской, драма с
Е. А. Полевицкой, народная драма с Е.Т. Жихаревой и еще много гастролеров и имен есть в Одессе, перехлестнутых через Оршу из грозной и далекой Совдепии. От искусства есть много в Одессе. Но само искусство питается скверной злобой дня. <…> Поэтому царит кабаре. Оно задавило, победило и Полевицкую, Жихареву, Черкасскую и Озаровского. Одесский театр омертвел. Окабаретился. … Все эти подвалы: “Грот”, “Монте-Карло”, “Буф” и “Эльдорадо” прекрасно существуют, отнимая публику от настоящего искусства»^[4].

В 1919 году в Одессе открылось еще несколько кабаре – кабаре «ОРТ», созданное московскими антрепренерами Ф.Ф. Томасом и И.С. Зоном (в программе открытия участвовали артисты «Летучей мыши» Т. Дейкарханова, Н. Дианина, г-н Волков, читал рассказы Леонид Утесов); кабаре «Максим» на Садовой, 4, где среди прочих артистов выступала и «цыганка Аза», кабаре «Наш уголок», «Интимный уголок», кабаре «Пале-де-Кристаль», кабаре «Золотая рыбка» на Преображенской, 48, кабаре «Селект», «Аполло» на Полицейской, 36 и даже кабаре «Уголок Москвичей» в ресторане «Бристоль» на Пушкинской, 15 – для оказавшихся в Одессе и тоскующих по родному городу москвичей.

Широко анонсировалось открытие кабаре «Ко всем чертям» антрепренера Александра (Абрама) Осиповича Дранкова – фотографа, одного из пионеров российского кинематографа, продюсера, одной из колоритнейших фигур столичного дореволюционного бомонда. Пресса писала, что с 12 октября 1918 года в нем начинаются гастроли фарсовой группы во главе с известнейшим И.А. Смоляковым, создателем петербургского театра фарса. В качестве конферансье и руководителя художественной части был приглашен Юрий Эрастович Озаровский, актер, режиссер, педагог, друг прожившего большую часть жизни в Одессе критика, историка театра Б.В. Варнеке. Помимо кабаре в Одессе, Дранков широко рекламировал открытие кабаре в Киеве, создание киностудий и киношкол в Одессе, Киеве и Харькове. Собрав деньги с многочисленных желающих прикоснуться к тайнам киноискусства, г-н Дранков исчез «ко всем чертям»^[5].

Как правило, новые заведения быстро появлялись и быстро исчезали, не блистая оригинальностью репертуара. Причины были ясны – город переживал постоянную смену властей, и в перерывах между приходом большевиков бежавшие в Одессу предприниматели пытались наскоро организовать прибыльный бизнес.

«Одесса зажила какой-то нездоровой, лихорадочной жизнью», – вспоминал родившийся и выросший в Одессе режиссер Владимир Галицкий. «По Дерибасовской мчались коляски, фаэтоны, легковые автомобили, в киностудии Чардынина снималась Вера Холодная. …Возле нашего театра лютовала “черная биржа”, весь внутренний двор “Пале-Рояля” был битком набит шумящей толпой котелков, панам и широкополых дамских шляп. Из рук в руки переходили бриллианты, золото, доллары, франки, леи и лиры. В ресторанах хорошо одетые люди ели, пили»^[6]. Он же писал: «Напор бегущих из центральной России не ослабевал. На их потребу открывались все новые и новые театрики, кабаре, игорные дома»^[7].

С севера страны в Одессу бежали все – не только бизнесмены, но и артисты. «Флаг поднят… Ярмарка открыта… Зимний сезон Киева и Одессы открылся таким небывалым водоворотом зрелищ… В Одессе опера – 2 драмы – театры миниатюр и студии, студи, студии без конца.. В Киеве – опера – 3 драмы – оперетта – 3 кабаре – студии и студии – миниатюры и миниатюры и театры-беженцы… Совсем как те беженцы, которые в 1915 году заполнили Петроград и Москву. Одни сытые в мехах и бриллиантах: Летучая мышь Балиева… «Би-ба-бо» из Петрограда, эвакуировавшие из красных столиц свою бутафорию, костюмы и декорации… И все ищут помещений. Ходят по артистическому клубу, секретничают, шушукаются.
…Один очень серьезно предлагает приспособить под театр свою холостую квартиру. Другой под кабаре – собачью конуру на Пересыпи… Содержатели шашлычных обнаглели… Даже те, в которых в год бывает два посетителя и на стойке лежит высохшая помидора – подняли голову… Отступного за подвал – сто тысяч. Антрепренеры-беженцы рыщут по городу:

– Нашел… В центре города… Просторное помещение…

Будущий театр оказывается… дворницкой доходного дома.

– Послушайте… Вы не певец?

– А что?

– Снимем театр и откроем оперу…

– Снимем… Где бы только снять…

– Не беспокойтесь…

На следующий день заметка в газете: “Художественная опера”. Известный певец Икс и финансист Зет сняли помещение бывшей паштетной Ицковича. Паштетная переделывается в четырехъярусный оперный театр»^[8], – писала шутливо Кэти Бос. Однако в каждой шутке, как известно, есть лишь доля шутки, остальное правда.

Поддался всеобщим веяниям даже Алексей Толстой, чья пьеса «Смерть Дантона» с успехом шла в Одесском драматическом театре. В январе 1919 года вместе с О.Э. Озаровским пытается организовать в Одессе художественное кабаре. Об этом пишет Елена Толстая:

«В истории того, как Толстой пытался выжить в городе, где благие начинания сходили на нет, а дурные предчувствия сгущались, особую роль играет тема кабаре. Их открывают у себя серьезные театры, чтобы компенсировать падающие сборы. Внезапно появляются десятки кабаре – и крупные артисты не считают для себя зазорным в них участвовать. Но все затмевает знаменитая «Летучая мышь» Балиева, которая, не теряя уровня и сохраняя жанровое лицо, приобретает все больше того, что рецензенты называют «интеллигентностью» и «художественностью». Перед нами классическое выдвижение «периферии» в центр художественного процесса.

Толстой отмечает в одной из статей, что искусство осталось только в кабачках, подвалах и кабаре. Последний его одесский проект связан с собственным кабаре, однако почему-то вместо него возникает серьезный театр одноактной пьесы – и тут же идет ко дну: оказывается, зритель отвык от «настоящего» театра, от серьезного отношения к произносимому слову. Этот глубоко поучительный эпизод наводит на мысли о том главном уроке, который Толстому пришлось усвоить в Одессе: о чувстве современности, которое не разрешает «прямого слова» в искусстве, а требует иронии, игры, сложных повествовательных тембров, многоголосия, авторской отстраненности»^[9].

Кабаре не получилось – получился «Весенний театр», театр одноактных пьес, который вскоре прогорел. Репертуар был «слишком серьезным» для привыкших к иному одесситов.

Однако были все же в Одессе два кабаре, которые выгодно отличались от других и стали легендарными. Это «Дом артиста» (его называли также «Дом актера» и «Дом кружка артистов») и «Веселая канарейка». Оба они и открылись, и прекратили свое существование в 1919 году.

Открытие обоих заведений прошло с аншлагом. Одесский журналист Пер Гюнт писал: «Театральная жизнь в Одессе засверкала всеми цветами радуги. Открыл Н. Балиев сезон в бывшем “Гротеске”. <…> Балиевская “Мышь” начала с аншлага. Полно было и в театре литературно-артистического общества. И в “Веселой канарейке”, прелестном кабаре г-на Алмазова. И на открытии “Дома артистов”. Зал “Малого театра” неузнаваем. Из холодного, запущенного, забытого Богом и полотерами места он превратился в художественный уголок. На открытии была буквально “вся Одесса”. И эта вся Одесса осталась очень довольна»^[10].

Ночное кабаре «Дом артиста» находилось на углу Греческой улицы и Колодезного переулка, в здании, где до этого находился «Малый театр», а позже много лет работал кинотеатр имени Котовского. Как писала газета «Театральный день», президентами кабаре были П. Баратов,^[11] В. Вронский^[12] и Н. Собольщиков-Самарин^[13]. К 12 часам ночи туда съезжались артисты одесских театров и давали концерты.

Анонсируя открытие нового заведения, журнал «Мельпомена» писал: «”Дом артиста”. Открытие в понедельник, 7-го января 1919 ст.ст. с 10 с пол. час. веч. “Soirée Artistique“ (Художественные вечера). С 8 января программа дня: 2–4 часов дня – обеды с музыкой, вход бесплатный. 5–8 часов вечера “Five o’clock” (чай у артистов) вход 10 руб. С 10 с пол. час. вечера “Soirée Artistique“ (специальн. программа). Вход по рекомендации. Ложи 100 руб., столы 60 руб. (4 персоны), купоны 15 руб. и 25 руб.»^[14]

Владимир Галицкий вспоминал: «Три этажа “Дома актера” были заполнены кутящей публикой. Залы, …расписанные странными пятнами, линиями, абстрактными фигурами, гудели от смеха и говора гостей. Над столиками висели причудливые абажуры, в глубине была сделана эстрада, стояло пианино. Концерты шли до рассвета на всех этажах. Хлопали пробки, сновали ловкие официанты, то и дело вспыхивали скандалы. <…> Артистам работать было тяжело. Они иногда прерывали номер, удалялись за кулисы, и конферансье приходилось успокаивать взвинченный зрительный зал. Помню, как Юлия Даминская^[15] плакала и говорила, что в последний раз выступает на этой сцене. Но назавтра она как ни в чем ни бывало приезжала в “Дом актера”. Трудно было отказаться от больших денег, которые там платили.

В “Доме актера” я увидел А.Н. Вертинского. Я уже знал, напевал его песенки, ведь их пели все. Но сейчас, ночью, в этой угарной обстановке, они звучали как-то по-особому.

В театрализованных программах театров “Миниатюр” он пел в своем обычном костюме Пьеро и стилизованном гриме. На сборных концертах “Дома актера” он выходил во фрачной паре. Крошечная трубочка из слоновой кости на обшлаге фрака заменяла традиционную хризантему.

Его мягкий женственный голос, слегка жеманная интонация в “нос”, изыс­канность чувств создавали нежную, оторванную от грубого, вещного мира поэзию экзотической любви на лоне природы, где-нибудь в “бананово-лимонном Сингапуре”. <…> Вертинский особенно возбуждал аудиторию “Дома актера” своей песенкой о трех пажах: “Три юных пажа покидали навеки свой берег родной, в глазах у них слезы блистали, и горек был ветер морской”. Мужчины то и дело смахивали слезу, женщины прятали лица в платочки, некоторые выбегали из зала»^[16].

«Внизу было фешенебельное кабаре с Изой Кремер^[17] и Плевицкой^[18], а вверху – карточная комната. Я пел там ежевечерне», – писал сам Александр Вертинский, который (с перерывами) жил и выступал в Одессе с июня 1918-го по декабрь 1919 года^[19].

Об Одессе тех лет он оставил несколько замечательных воспоминаний:

«Шел 1918 год. Одессой правил тог­да полунемецкий генерал Шиллинг. По улицам прекрас­ного приморского города расхаживали негры, зуавы; они скалили зубы и добродушно улыбались. Это были солда­ты оккупационных французских войск, привезенные из далеких стран, – равнодушные, беззаботные, плохо по­нимающие, в чем дело. Воевать они не умели и не хоте­ли. Им приказали ехать в Одессу – и они поехали. Как туристы. Им интересно было посмотреть Россию, о кото­рой они так много слышали, и… больше ничего. Они хо­дили по магазинам, покупали всякий хлам, переговарива­лись на гортанном языке.

<…> В Одессе было сравнительно спокойно. Работали те­атры, синема, клубы. Музыка играла в городских садах. <…> На бульварах, в садовых кафе подавали камбалу, то­лько что пойманную. В собраниях молодые офицеры, про­срочившие свой отпуск, пили крюшон из белого вина с земляникой. Они были полны уверенности в будущем, чокались, поздравляли друг друга с грядущими победа­ми, пили то за Москву, то за Орел, то без всякого повода. Потом теряли эквилибр и стреляли из наганов в люстру»^[20].

Тогда же, в период выступлений в «Доме артиста», с Вертинским произошла знаменитая история. Он вспоминал и о том, что однажды ночью, после концерта, в его комнату постучали два адъютанта и попросили поехать с ними к генералу Слащеву, в огромном пульмановском вагоне которого, стоявшем на вокзале, был самом разгаре банкет. Генерал и его спутница, одетая в офицерскую форму Лида, влюбленные в творчество Вертинского, попросили его спеть «Я не знаю, зачем…» – одну из самых пронзительных его песен. «Мы все помешаны на этой песне. Странно, что никто не сказал этого раньше», – сказала Вертинскому спутница генерала^[21].

Практически все звезды, находившиеся тогда в Одессе, выступали в «Доме артиста». Был среди них и Леонид Утесов, начинавший с чтения анекдотов и участия в небольших пьесках и лишь потом пришедший к исполнению песен. Он вспоминал:

«“Дом артиста” в девятнадцатом году в Одессе представлял собой следующее: первый этаж – бар Юрия Морфесси, знаменитого исполнителя песен и цыганских романсов; второй этаж – кабаре при столиках, с программой в стиле все той же “Летучей мыши”; третий этаж – карточный клуб, где буржуазия, хлынувшая с севера к портам Черного моря и осевшая в Одессе, пускалась в последний разгул на родной земле. Как они это делали, я наблюдал не раз, ибо участвовал в программе кабаре вместе с Изой Кремер, Липковской, Вертинским, Троицким и Морфесси.

Все это было частным коммерческим предприятием, приносившим хозяевам солидные доходы.

Кремер выступала со своими песенками “Черный Том” и “Если розы расцветают”. Она пришла на эстраду тогда, когда в драматургии царил Леонид Андреев, в литературе – Соллогуб, а салонные оркестры играли фурлану и танго. Песни Изы Кремер об Аргентине и Бразилии – она сама их и сочиняла – были искусственны. Ее спасали только талант и темперамент.

В Доме артиста я был, что называется, и швец, и жнец, и на дуде игрец. Играл маленькие пьесы, пел песенки, одну из которых, на музыку Шуберта “Музыкальный момент”, распевала потом вся Одесса. Ее популярность объяснялась, может быть, тем, что в ней подробно перечислялось все то, чего в те годы не хватало – хлеба, дров, даже воды»^[22].

Одесские газеты регулярно писали о приезде новых артистов. Вот, например, отрывок из рубрики «Хроника» газеты «Театральный день»: «В “Дом артиста” приглашены балерины М.Л. Юрьева, В.С. Воронцова-Ленни, Л.К. Джонсон; г.г. Альперов и Футлин, Л.В. Мансветова, А. Америков, Арман Дюклэ и др.»^[23]

Заведение быстро стало чрезвычайно популярным, постоянно упоминалось в прессе, в театральных изданиях беспрерывно публиковалась реклама.

Тот же «Театральный день» писал: «После спектакля поезжайте в Дом артиста. В здании Малого театра, угол Греческой и Колодезного переулка. Soirée Artistique. Выдающаяся программа. Первоклассный ресторан. През.: П. Баратов, В. Вронский, Собольщиков-Самарин»^[24].

Журнал «Мельпомена» регулярно повторял рекламу: «Дом кружка артистов. Помещение Малого театра, угол Греческой и Колодезного переулка. В 10 ½ часов вечера. Веселые ужины, масса сюрпризов, весело, уютно, вход по рекомендации. Записи на столы и ложи с 12 часов дня. Обеды от 2–4 ч. дня. Свет обеспечен».

Последняя фраза была не случайной – перебои с электричеством случались в 1918-20 годах регулярно, как вследствие поломок и аварий, так и вследствие забастовок: «В субботу вследствие забастовки машины электрической станции весь город погрузился в темноту. Вполне понятно, что театрам в этот вечер пришлось отменить спектакли. … В понедельник театры не работали вовсе»^[25].

«Дом артиста» был не только популярным, но и запоминающимся – о нем писали спустя много лет. Знаменитый импресарио Леонид Леонидов в своей вышедшей в 1955 году в Париже книге «Рампа и жизнь» тоже его упоминал:

«Из Евпатории, благословившись, направились в Одессу. Море, синее небо, веселая толпа, шумные кафэ, союзные войска, “все флаги в гости будут к нам”. И действительно – французы, англичане, греки, итальянцы, разноязычная речь, иностранные деньги… Обилие газет и неискоренимая южная любовь к театру.  <…> После спектаклей мы часто ходили в артистическое кабарэ с Морфесси^[26], Вертинским, Утесовым, Кара-Дмитриевым и другими. Кабарэ это называлось “Дом Артиста”. Во главе стояли: Н.И. Собольщиков-Самарин, А.И. Сибиряков, Мих. Чернов^[27], Вас. Вронский,
П.Г. Баратов, Н.Я. Золотарев и мой многолетний приятель, ныне здравствующий и живущий в Париже, К.Г. Константинов. В этом кабарэ между прочим чествовали генерала Слащева… вскоре после чествования перешедшего к красным»^[28].

И еще одно примечательное упоминание – в поэме «Онегин наших дней», впервые опубликованной Лери (Владимиром Клопотовским) в 1920 году в пражской газете «Славянская заря»:

…Бывало, он еще в постели –

Ему газеты подают…

Он узнавал, и не без цели,

Про фронт, войну, театры, суд,

Про жизнь в Совдепии московской,

Что пишет «всем-всем-всем» Раковский,

Про биржу, мир et cetera –

3евал и ― ехал со двора…

Дела обделывая чисто,

Он только ночью отдыхал:

Спешил на раут иль на бал,

Но чаще, впрочем, в «Дом артиста»,

Где предавался до утра

Ожесточенной баккара…^[29]

Открывшееся 6 (19) января 1919 года в Одессе кабаре «Веселая канарейка» широко рекламировалось еще до открытия. Журнал «Мельпомена» писал о том, что оно будет из себя представлять:

«Артистическое кабарэ, по типу петербургских кабарэ (“Бибабо”, “Привал комедиантов”). Организаторы этого, нового для Одессы кабарэ, следуя во всем примеру столичных своих собратьев, сняли для кабарэ “Веселая канарейка” подвал в д. № 1 по Сабанееву мосту, и, капитально отремонтировав его, приспособили под кабарэ, соорудив сцену, эстраду и все необходимое для постановки настоящих спектаклей.

Подвал в четыре пролета и такое же по величине фойэ – роскошно отделаны и стены сплошь расписаны по эскизам лучших Одесских и петербургских художников и убраны шаржами артистов и общественных деятелей г. Одессы.

Режиссером “Веселой Канарейки” состоит режиссер Петербургских Государственных театров Ю.Л. Ракитин, создавший в свое время петербургское кабаре “Би-Ба-Бо”. Для открытия спектаклей готовится ряд пьес, никогда еще не шедших в Одессе и исключительное право постановки коих представлено дирекции “Веселой Канарейки”.

Помимо ежедневных спектаклей, в помещении кабарэ “Веселая Канарейка” будут постоянные five-o-clock и с отдельной программой, а днем – “Актерская чайня”, по типу петербургского “Дома артиста”, где все артисты будут иметь возможность постоянно встречаться.

При кабаре – ресторан, который также будет обслуживать днем “актерскую чайню” по сравнительно дешевой цене. Спектакли-кабаре будут начинаться в 10 с пол. час. вечера»^[30].

Сразу после начала работы появились хвалебные отзывы прессы.

«В кабаре …в составе труппы приглашены г-жи Ракитина, де-Гессейр, Раисова, Робелли, Мирвольская, Сафьянова, Макарова (прима-балерина Гор. театра) и др., гг. Ракитин (режиссер), Значковский, Волошин, Герольский, Вилли-де-Вильо, Люткевич, Городецкий, Тонин, Данилевский, Скарлато, Ильин и Лозинский (балетмейстер Гор. театра). Приобретено исключительное право постановки многих пьес. Для первой программы ставятся: “Лекарство от девичьей тоски”, “Урок музыки”, “Тривиальная комедия”, полька “Буржуй и пролетарий”, сольное выступление г. Значковского и др.», – писала газета «Театральный день»^[31].

«Из всех, расплодившихся в последние дни в Одессе кабаре, единственно петербургский подвал “Веселая Канарейка” с честью поддерживает свою репутацию чисто художественного Театра кабаре по типу петербургских “Би-ба-бо”, “Привала комедиантов” и др. Великопостный сезон в “Канарейке” открылся целым рядом новых постановок, приобретенных дирекцией в исключительное право пьес и не менее интересными гастролерами, как например артиста И. Значковского, итальянского певца и др.», – такая заметка появилась в журнале «Мельпомена» вскоре после открытия «Веселой канарейки»^[32].

Местной легендой стало оформление помещения. Оно было расписано по эскизам молодых художников, среди которых были брат Ильи Ильфа, Сандро Фазини, его друг Сигизмунд Олесевич и ставший впоследствии знаменитым театральным художником, профессором ГИТИСа Владимир Мюллер.

Мюллер оставил воспоминания о том времени:

«Бенефисная афиша “Гротеска” с именами художников и хвалебные рецензии моих декораций к “Орлеанской Деве” и “Принцессе Греза” завершились приглашением меня к участию в декоративной работе по оформлению Петербургского кабаре “Веселая канарейка” в подвале бывш. “Крымской гостиницы” в доме №1 при въезде на Сабанеев мост. Администрация этого громко афишированного кабаре, состоявшая из театрального дельца Алмазова, Слуцкого (из “Гротеска”) и бывшего арендатора пустовавшей к тому времени “Крымской гостиницы” М. Данилова, пригласила меня в качестве художника по оформлению разных эстрадных номеров. Для художественной отделки запущенного подвала были приглашены Е.С. Олесевич, А.Я. Фазини, К.Н. Елева и С.Е. Зальцер. Часть декоративного оформления возлагалась и на меня. Следует при этом упомянуть о том, что настоящая фамилия Фазини была Файнзильберг, т.е. он был братом писателя Ильфа, который жил в соседнем доме со мной по Софиевской (ныне Короленко) ул. в д. № 13.

<…> Теперь вернусь к истории организации «Веселой канарейки». По идее антрепренеров, красочное оформление подвала не допускало других цветов, кроме цветов, присущих самой канарейке. Панель под оконными амбразурами была серой, выше амбразур до потолка стены были окрашены в канареечный цвет. На белых торцах оконных амбразур декоративными черными буквами были написаны в стихах истории из жизни канареек, а в глубине на полукруглых штампах, закрывавших оконные рамы подвала, мной были написаны иллюстрации к текстам. Таких оконных композиций было шесть, т.е. по две в каждом зале. <…> В этом подвальном кабаре мной было сочинено 27 декораций небольшой сложности для разных сценических миниатюр. <…> Этот подвал просуществовал с 19 января по 17 апреля 1919»^[33].

Короткая, но яркая история «Веселой канарейки» нашла свое отражение в кинематографе. В 1928 году режиссер Лев Кулешов снял по сценарию имажинистов Бориса Гусмана и Анатолия Мариенгофа снял фильм с таким же названием – «Веселая канарейка». Премьера фильма состоялась 5 марта 1929 года. Фильм, в котором выступающая в кабаре во время французской оккупации Одессы актриса Брио помогает коммунистам Луговцу и Брянскому бороться с вражеской контрразведкой, был раскритикован советской прессой, в первую очередь – Ильей Ильфом и Евгением Петровым. Это неудивительно – ведь расписавший стены подвала Сандро Фазини жил к тому времени в Париже. В фельетоне «Пташечка из Межрабпромфильма» они писали:

«Был в Одессе кабак “Веселая канарейка”, был он при белых. Тут есть все, что нужно Межрабпомфильму для создания очередного мирового боевика: ресторан для коммерции, а белые для идеологии. (Без идеологии нынче – труба.)

В ресторане:

Голые ножки – крупно. Бокалы с шампанским – крупно. Джаз-банд (которого, кстати сказать, в то время в Одессе не было) – крупно. Погоны – крупно. Чья-нибудь грудь “покрасившее” – крупно. Монтаж – перечисленное выше.

Но были в Одессе также и пролетарии. Однако Межрабпому показывать их в обычном виде скучно. Поэтому режиссер Кулешов пролетариев переодел. Один в революционных целях приобрел облик князя (визитка, лакированные туфли, цилиндр). Другой в тех же целях ходит в виде блестящего казачьего офицера (шпоры, кинжалы, аромат гор, черные усы)»^[34].

Короткой и яркой была и судьба «кабаретной» Одессы.

Одесса 1918–19 годов представляла собой удивительный феномен. Несмотря на хаос, разрушения, ужас и разобщение времен гражданской войны, она оставалась «культурным оазисом», в котором бурлила жизнь. Спасаясь от тягот войны, преследований, голода, в Одессу съезжаются артисты, литераторы, драматурги: И. Бунин, А. Толстой, М. Волошин, А. Аверченко, Н. Евреинов, Теффи (Надежда Бучинская), М. Алданов, Дон-Аминадо (А. Шполянский)… Алексей Толстой именно в Одессе подготовил свой первый крупный роман, Николай Евреинов «после Одессы» написал одну из своих лучших пьес, «Самое главное». Нашли в Одессе приют Леонид Собинов, Александр Вертинский, Вера Холодная, Вера Каралли, Екатерина Рощина-Инсарова, Екатерина Полевицкая и многие другие. Все завершилось с приходом большевиков в феврале 1920 года. Хотя при большевиках и возникло несколько новых театров миниатюр, самым известным среди которых был открывшийся 12 марта 1921 года театр «Крот» («Конгрегация рыцарей острого театра» – таково было его полное название), существовали они недолго. В 1924 году в бывшем помещении театра «Фарс» на Ланжероновской, 24 (тогда она уже называлась Ласточкина) открылось кабаре «Даешь веселье». После его скорого закрытия кабаре в Одессе не было почти семьдесят лет. Уже после распада Советского Союза, с 1993 по 1996-й годы, при одесском «Доме актера» работал театр-варьете «Ришелье», который с определенной натяжкой можно считать продолжением традиции одесских кабаре. В конце девяностых – начале 2000-х в Одессе работало театр-варьете «Амстердам», позже ненадолго появилось кабаре «Мулен Руж». Жизнь их была такой же короткой, как и жизнь их досоветских предшественников. Клоунское кабаре «Буффон» просуществовало около семи лет, но и оно закрылось в 2018 году.

^[1]   «Это название забавных кукол, которые надевали, как перчатку на руку; кукла оживала, когда
двигали пальцами. Что же касается слова «кабаре», то оно тогда только что появилось в России, перекочевав к нам из Парижа, с Монмартра», – писал Лев Никулин в предисловии к книге Алексеева
(А.Г. Алексеев. Серьезное и смешное. М., «Искусство», 1984. С. 49).

^[2]   Здание не сохранилось, сейчас на его месте находится здание Института холода, криотехнологий и экоэнергетики имени В. С. Мартыновского (ИХКЭ).

^[3]   А.Г. Алексеев. Серьезное и смешное. М., «Искусство», 1984. С. 59.

^[4]   «Театральный день», № 190, 23 ноября (6 дек.) 1918 года. С. 5.

^[5]   События жизни А. Дранкова в период с 1918 по 1920 достоверно неизвестны – писали, что он
спекулировал драгоценностями в Киеве и снимал порнографические фильмы в Ялте. В 1920-м он эмигрирует в Константинополь, в 1922 – в США, где и проживет вторую половину жизни.

^[6]   В. Галицкий. Театр моей юности. М., «Искусство», 1984. С. 75.

^[7]   В. Галицкий. Театр моей юности. М., «Искусство», 1984.  С. 77.

^[8]   Кэти Бос. «Бешеный сезон». Ежемесячный журнал «Дивертисмент», № 10, ноябрь 1918. С. 1–2.

^[9]   Е. Д. Толстая. Деготь или мед. Алексей Толстой в 1917–919 гг. (неизвестные тексты и материалы). «Дом князя Гагарина. Сборник научных статей и публикаций. Выпуск 3, часть вторая». Одесса, ЗАО «Пласке». 2004. С. 32–33.

^[10]  «Театральный день», № 229, 8 (21) января 1919 года. С. 4.

^[11]  Баратов (Бреннер) П.Г. – петербургский актер, «монументальный и декоративный «фат-резонер»». Играл в «Новом театре» (1901-1905) Л.Б. Яворской, потом в театре Суворина. В 1917–1918 гг. гастролировал в Тифлисе, поэтому одесская пресса его иногда аттестовала как «Аполлон тифлисский». В 1918 г. сыграл в Одессе, в числе прочего, роль Дантона в пьесе А.Н.Толстого «Смерть Дантона» в Драматическом театре.

^[12]  Вронский Василий Михайлович – актер театра и кино, в 1914–1919 годах ведущий актер и держатель Русского театра в Одессе. В 1921 году снялся в нескольких фильмах в Германии, с 1922-го по 1941-й постоянно жил в Кишиневе (Румыния), где играл в русском театре «Колизей», а затем основал собственный театр. После присоединения Бессарабии к СССР управление культуры Молдавской ССР определило его артистом высшей категории в Государственный русский драматический театр, переведенный из Тирасполя в Кишинев. После начала Великой отечественной войны, во время эвакуации театра, отстал от труппы и уехал в Одессу. Во время румынской оккупации Одессы (1941–1944) стал главным режиссером Русского театра, который называли «Театром Вронского». В марте 1944-го отказался эвакуировать театральное имущество, но сам уехал в Румынию, где был в октябре арестован СМЕРШем. Был приговорен к 10 годам лагерей за антисоветскую агитацию. Умер в 1952 году в Николаевской области, похоронен в общей могиле, место захоронения неизвестно. Реабилитирован в 1996 году.

^[13]  Собольщиков-Самарин Николай Иванович – русский советский актер, режиссер, мемуарист. В 1914–1919 гг. жил и работал в Одессе. Имел в 1914–1917 гг. и в 1919 г. свой театр. Одна из наиболее колоритных театральных фигур в Одессе тех лет.

^[14]  «Мельпомена» № 42  от 5 (18) января 1919 года. С. 2.

^[15]  Юлия Даминская (1894–1953), комедийная актриса, создатель, вместе с мужем, А.Н. Любанским, нижегородского театра «Комедия».

^[16]  В. Галицкий. Театр моей юности. М., «Искусство», 1984. С. 78–79.

^[17]  Изабелла Яковлевна Кремер – певица, артистка оперы и оперетты. Родилась в Бельцах, училась пению в Милане, выступала в Петрограде, Москве и Одессе. В 1919 году эмигрировала во Францию, с конца 1930-х жила со вторым мужем в Аргентине.

^[18]  Надежда Васильевна Плевицкая – русская певица, которую Николай II называл «курским соловьем». Дружила с Леонидом Собиновым и Федором Шаляпиным. В 1915-16 годах играла в кино. После революции жила во Франции, вышла замуж за начальника Корниловской дивизии генерала Николая Скоблина. В 1930-х вместе с мужем завербована НКВД, в 1937-м была арестована и осуждена за соучастие в похищении из Парижа главы РОВС Евгения Миллера. Умерла в женской тюрьме в Ренне осенью 1940 года.

^[19]  Цит. по:

    https://profilib.net/chtenie/12464/aleksandr-vertinskiy-chetvert-veka-bez-rodiny-stranitsy-minuvshego.php

^[20]  Цит. по: http://morpolit.milportal.ru/aleksandr-vertinskij-odessa/

^[21]21            Цит. по: http://morpolit.milportal.ru/aleksandr-vertinskij-odessa/

^[22]  Л. Утесов. «Спасибо, сердце!» М. Всероссийское театральное общество, 1976. С. 139–140.

^[23]  «Театральный день», № 226 от 4 (17) января 1919 года. С. 8.

^[24]  «Театральный день», № 228 от 7 (20) января 1919 года. С. 4.

^[25]  «Театральный день», № 184 от 16 (29) ноября 1918 года. С. 7.

^[26]  Юрий Спиридонович Морфесси – русский эстрадный и оперный певец греческого происхождения. Родился в Афинах. В семилетнем возрасте вместе с семьей переехал в Одессу, где был принят в Оперный театр. Переехав в Петербург, выступал в оперетте, позже полностью перешел на эстраду. С 1912 года записывался для граммофонных фирм. В 1915 году выступал перед императорской семьей на яхте «Полярная звезда». Шаляпин назвал его «бояном русской песни», в том же году открыл в Петрограде кабаре «Уголок». Осенью 1917-го гастролировал по Дальнему Востоку; узнав о революции, возвратился в Петроград, но после известия о расстреле царской семьи уехал в Одессу. В 1920-м, вместе с Кремер, Плевицкой, Вертинским покидает Россию, гастролирует по Европе и остается жить в Париже. Умер в 1949 году.

^[27]  Михаил Ильич Чернов – фарсовый актер, режиссер, многолетний партнер Василия Вронского по сцене, создавший с ним театр «Фарс», любимец одесской публики.

^[28]  Цит. по: http://maxima-library.org/knigi/genre/b/382962?format=read

^[29]  Лери. «Онегин наших дней». Liberty Publishing House, New York, 1988. С. 24.

^[30]  «Мельпомена» № 41  от 11 января 1919 года. С. 12–13.

^[31]  «Театральный день», № 226 от 4 (17) января 1919 года. С. 8.

^[32]  «Мельпомена» № 50  от 2 марта 1919 года. С. 10.

^[33]  С.П. Папета. «Ступени театральной жизни». Вісник ХДАДМ, Харьков, № 15, 2012. С. 145.

^[34]  И. Ильф, Е. Петров. Собрание сочинений в пяти томах. Том 2. М.: Гослитиздат, 1961. С. 455–458; 552.