ПОЭЗИЯ

Александр Бараш

ОСТРОВ СПИНАЛОНГА

Хорошее место  чтобы глядеть на море —
бетонное кладбище колонии прокаженных на месте
венецианской крепости  а затем османского городка
оставленного турками во время рокировки с греками
в начале века
Голая серая площадка с ячейками  как для яиц
или для кубиков льда  Моя просьба очевидна — чтобы тело
после прощания с духом (как устаревшая любовница — с молодым человеком
смотрящим в будущее) — рассосалось именно здесь  под шуршание ящериц —
чуть правее северо-западного бастиона с ласточкиным гнездом для часового
и засохшим калом юных американцев  хорошо поужинавших накануне
в рыбном ресторане над озером в Агиос Николаос —
Кроме них (загорелые кривые ноги в грязных кроссовках,
цветной рюкзачок, кепка козырьком назад, сопение и чудовищно быстрое
мельчание в перспективе) здесь появляется мало кто из туристов —
экскурсия рассчитана ровно на час — и затем обратно на катер
до Элунды — так называется маленький порт за пазухой залива:
старая добрая геометрия белых квадратов между голубым и зеленым
И какое облегчение —
спокойная греческая церковь осеняет бухту
а не скорпионов хвост минарета — на секунду я даже
ощущаю готовность перекреститься — как рыбак  возвращающийся домой
на своей моторке по колено в рыбе
В конце концов  все свое атеистическое детство в Москве я просыпался —
как они здесь — на Крите в греческой провинции — под звон
колоколов ближайшей церкви  Впрочем  и не более того:
я не знаю точно  как надо креститься (правильной параболы движения руки
и формулы складывания пальцев)  Чтобы закончить с этим
в иудаизме мне слишком достаточно ШМА ИСРАЭЛЬ и самого себя
(промежуточный финиш)

— — —

Можно вернуться в Россию — и уберечь себя от всего того
от чего уехал  — для этого достаточно оказаться в Греции
На очередном пустынном мысе  над акваторией почти анонимного городка
всего пару раз упоминающегося у античных историков —
сесть на влажном соленом ветру на корточки
перед полуразбитой византийской мозаикой и  пачкая руки светящейся пылью
до ломоты в коленях перебирать камешки и черепки — вернувшись в детство
на развалины Коломенского и Нового Иерусалима
Почти первертная по страстности любовь моей юности —
автор Кувшина и Батюшкова — салют тебе от блудного племянника
Не лепо ли ны бяшеть
погрузить эллинистическую душу русского слова
в тот мир  из которого она появилась?

— — —

После ухода турок на острове угнездилась последняя в Европе
колония прокаженных — в тех же самых домах  которые построили венецианцы
и не усовершенствовали магометане
Вероятно  пятьдесят лет назад
все это выглядело почти так же: окаменевшая средиземноморская улочка
среди двухэтажных домов с провалившимися перекрытиями
и сгнившими деревянными ставнями  висящими из оконных проемов
как тяжелые окостеневшие крылья морских птиц
Рыночная площадь величиной в салон в средне-буржуазной
израильской квартире  Переулки по склону горы  состоящие из
поплывших ступеней и поворотов  упирающихся в головокружение
на месте прихожей
Нет  пожалуй
я никогда не признаю смиренного молчания перед лицом смерти
(она же будущее) — Слушайте  почему вы ничего не делали
когда вас убивало время?
Я — тот самый  который через несколько поколений — хочу знать о вас все:
о чем вы говорили друг с другом вот на этом пороге
в час между работой и сном
как вы смотрели
как двигались ваши губы и руки  что и как
вы ели  как любили — средневековые города
откровенностью физиологии  наверно  ничем не отличались от
советских коммунальных квартир — — —
У меня нет снобизма живущего — по отношению к мертвым
Слишком ясно  что мы одно и то же
причем в любую минуту
Мой интерес к вам — это любопытство одного из вас
прилетевшего посмотреть на то  что сталось с телом
Задавайте вопросы

Comments

No comments yet. Why don’t you start the discussion?

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *