Золотая муха
Однажды, когда шах Арслан[1] был молодым, он, проохотившись несколько дней в степи, возвращался в свою урду[2]. Он ехал по горному саю[3], окруженный махрамами[4], как вдруг из камней выпрыгнул киик[5] и, увидев всадников, стал убегать. Шах Арслан крикнул своему аргамаку[6]: «Чо! Чо!» и помчался за ним. А за ним поскакали все махрамы. Но киик не давал выпустить стрелу, так как то и дело пропадал за камнями. Тогда один из придворных, монгол Кунгур-ат, с которым Арслан иногда играл в шахматы, догнавши его, сказал:
− Брось ты, повелитель, этого киика! Дичь эта не дорогая. Уже темнеет, и твой Дуль-дуль переломает себе ноги. Лучше поторопимся в урду.
Но шах Арслан отвечал ему:
− Я вижу, ты не глуп. Но иногда интересно поскакать и в темноте.
И помчался дальше. И всем махрамам пришлось скакать за ним. Но скоро киик забрался в арчовую чащу и так закружил, перескакивая через ручьи и срываясь, как будто его сносило водой водопада, что только Арслан и мог за ним поспеть. А махрамы поотставали и порастерялись. Один Кунгур-ат, который, чтоб не утомляться, выехал на гребень, увидел на другой стороне сая мечущегося Арслана и короткой дорогой нагнал его.
Добыть киика так и не удалось. И Арслан, поругавшись вволю, наконец решил вернуться. Но чем дальше они ехали, тем арчовник становился гуще, и они никого не нашли, а наоборот, совершенно запутались в темноте и увидели, что придется ночевать здесь.
И вот они разостлали попоны, не расседлывая, поставили коней на приколы и улеглись спать. Арслан, который очень устал от охоты, сразу же заснул. А Кунгур-ат, который охотился не слишком живо, еще сидел и сам с собой играл в шахматы, так как взошла полная луна.
И вот, когда он задумался над лучшим ходом, он вдруг увидел, что из полуоткрытого рта Арслана вылетела маленькая золотая муха. Она покружилась над травой, а потом села на стебель, насквозь светящийся под луной, и стала спускаться вниз. Осторожно отодвинув свои шахматы, Кунгур-ат наклонился к ней на коленях. И увидел, что доползя до земли, она скрылась в маленькой щелке, и, сколько он ни шарил рукой, он не мог там ничего найти.
Тогда он задумался над тем, откуда взялась эта муха, и не заметил, как уснул.
Рано утром шах Арслан толчком ноги разбудил его и сказал:
− Вставай, Кунгур-ат, пора ехать. Послушай, какой мне приснился интересный сон.
И, едучи шагом, он рассказал вот что:
− Мне снилось, что я иду по густому лесу. И деревья там были такие высокие, как Багит-чинаран[7] у моего дяди в Самарканде. И вдруг я, − так мне снится, − вижу большую каменную плиту-кулуптас[8], как на могиле святого, и стараюсь прочесть надпись, что это за святой, но не могу. Надпись эта – не надпись, а значки и изображения. Как будто их можно сказать, но я всё забываю, как. Я встал на колени, чтобы поклониться атта-хийят[9], как вдруг заметил под камнем широкую щель, которая вела куда-то в глубину.
«А, это старая могила, − подумал я, − может быть там старая гробница и лучше помолиться там». Действительно, там был ход, и я влез под камень и спустился в землю. И мои глаза увидели в полутьме второй сад Ирам[10], в котором листья деревьев были из изумруда, а жемчужины росли вместо джийды, и их было так много, как будто дожди Найсан[11] шли там круглый год. Земля тоже состояла из богатств, и вместо песка лежало золото, так что ноги боялись ступить.
− А потом что? − спросил Кунгур-ат. − Набрал ты? Много?
− Набрал-то набрал, но проснулся, как видишь, с пустыми руками. Однако что это за сай? Ук-Йитмас – не пролетит стрела, что ни шаг, то поворот!
− Да мы уже давно не в том сае, − сказал Кунгур-ат, который всё время оглядывался по сторонам.
Вдруг, он хлопнул себя по боку и вскрикнул:
− Ах! Алла Халык! Ведь я забыл свои шахматы на том месте, где мы спали. Ты знаешь, они резные, из Чини-Мачин[12]. Разреши, повелитель, вернуться за ними.
Шах Арслан сказал:
− Ну что ж, поезжай. А я пока поищу этих дураков махрамов.
И они разъехались.
Кунгур-ат во весь опор поскакал обратно, так что шахматы в отделении куржума[13] трещали, как горох. А он, радуясь, что удачно обманул шаха, думал вот что: «Арслану приснился сон, что он лезет под землю, и муха, которая вылетела у него изо рта, ушла в землю, вниз. Дальше он видел там сады. Наверное, он видел это глазами мухи. Эта золотая муха – рухи раван, блуждающая душа, улетевшая во время сна. Значит, то, что она нашла, действительно там лежит. Надо покопать!» И опять: «Надо покопать! Может, там лежат богатства».
И он, найдя то место, где они ночевали, соскочил с коня и вытащил кончар[14], но, повертев им, решил, что лучше попробовать приколом, и принялся рыть в том месте, куда уползла муха. Скоро прикол воткнулся в дерево. Кунгур-ат вырвал его и, пошарив в земле руками, нашел кольцо. Он с трудом отвалил плиту, заграждавшую вход, и осторожно спустился под землю. Хотя в глубине ямы было совершенно темно, здесь, на свету, всё было завалено грудами дорогих вещей: оружием, поясами, седлами, динарами, но не серебряными, в два золотника, а настоящими, старой чеканки; кубки были с вёдра, как с пира Тимура, а в поддоны можно было глядеть, как в зеркала. Тогда Кунгур-ат выбрался наверх и быстро завалил и засыпал вход. Но вот беда: конь, которого он оставил свободным, торопясь рыть приколом, куда-то ушел. Впрочем, Кунгур-ат <быстро> успокоился: конь не так уж далеко в камнях за колючими кустами ощипывал траву, так как давно уже был без корма. Кунгур-ат вскочил на него и в состоянии скрытого восторга скоро догнал шаха Арслана, который уже был окружен махрамами.
И на другой день к вечеру они въехали в урду славного города Хшиката[15], которым правил шах Арслан. Кунгур-ат ничего не сказал о кладе.
При въезде в ворота навстречу им выбежали лавунды[16], которые в первом дворе стали снимать с вьючных коней богатую дичь: свежесодранные тигровые шкуры, козлов, между которыми попадались то киик, то каракюйрюк[17], фазанов и лебедей. Приехавшие весело болтали со встречающими и, голодные, торопились переодеться, чтобы сойтись к шахскому достархану[18], как если бы им вместо бараньих ног подали свежие амлоки[19].
Шах Арслан, сойдя с аргамака и готовясь идти, хлопнул по куржуму коня Кунгур-ата и спросил:
− Ну, как твои шахматы? Нашел? – при этом он слегка вскрикнул и, подняв руку к глазам, сказал шутливо:
− Я подумал, что ты в куржумах возишь чионов[20], а это у тебя хар-и-мошлян − колючка!
После ужина не было ни танцовщиков, ни певиц, и все рано разошлись спать, чтобы прийти в себя от охоты. Но Кунгур-ат не лег. Он дождался, пока всё в урде утихло, и прокрался мимо дремавших наукаров[21] в комнату шаха Арслана, который спал, освещенный только маленьким чираком[22].
Кунгур-ат вошел, оставаясь в тени, но не старался особенно прятаться, так как знал, что шах Арслан всегда видит сны и спит очень крепко. И вот вскоре он заметил, что изо рта шаха вылетела золотая муха и закружилась по комнате, блестя под светом чирака. Он улучил момент, когда муха села, подкрался к ней, держа в руках платок, быстро накрыл ее и понес к чираку, бормоча:
− Вот сейчас мы подержим твою душу на огне, так чтоб ты не просыпался. Я не хуже тебя. Этот клад сделает меня еще лучше.
И он осторожно, зажав то место, где билась золотая муха, сунул платок в огонь. В это время он услышал за спиной стон, но, не оглядываясь, держал платок, пока он не вспыхнул.
Но тут Кунгур-ат увидел, как из высоко поднявшегося желтого пламени метнулась вверх сверкающая и живая золотая муха. Она взлетела, как стрела, к самому его лицу и даже ударилась об его лоб. Затем она отлетела, а он в ужасе выбежал из комнаты, пряча за пазуху полусгоревший платок.
Утром, когда люди собрались в приемной шаха Арслана и он вошел и сел, опираясь на парчовые подушки, он был очень рассеянный и молчал, и только изредка оглядывал сидящих по обе стороны. Вдруг он сказал:
− О махрамы, я видел сегодня странный сон.
Махрамы, зная, что он часто видит сны, приготовились терпеливо слушать.
− Мне снилось, что я возвращаюсь с охоты. Вдруг из-под ног выскакивает киик. И я бросаюсь за ним в погоню.
«Что это он рассказывает? − думали махрамы. − Ведь всё это было. Всё это было позавчера».
− Но никто из моих махрамов не мог поспеть за мной, и я остался один. Киик исчез, а темнота наступила, и мне пришлось заночевать в лесу. Я разложил костер, чтоб не подошли звери, лег на попону и заснул. И вот мне снится, что кто-то подходит ко мне…
Тут махрамы спросили шаха:
− Отросток хокана[23], мы не понимаем, это уже второй сон?
− Бутамляр! – сказал шах Арслан. − Я же вам говорю, мне приснилось, что я заснул и увидел сон.
Махрамы так и не поняли, но продолжали слушать.
− Тот, кто ко мне подошел, был седой старик почтенного вида, с красивым лицом, и я в нем узнал Хозрет Хызра[24]. Я хотел вскочить и поклониться ему, но увидел, что он считает меня спящим, тихонько берет мой лук и накладывает стрелу. Мне сделалось очень грустно, так как я решил, что он хочет убить меня.. Но как я мог противиться Балабану[25], сыну Малакана? Я закрыл глаза и подставил горло, так как подумал, что согрешил. Но ничего меня не коснулось. И когда я проснулся, я увидел, что никого около меня нет. И вот я вижу дальше, что лежу всё так же в полутьме, и мне делается страшно.
− Это что, уже не сон? – спросили махрамы.
− Да нет, это всё тот же сон, не перебивайте.
Махрамы слушали дальше.
− Я чувствую, проснувшись, что я лежу у костра и что кто-то опять ко мне подходит. Но не так, как в первый раз, а совсем тихо, крадучись, и я теперь уже наверное знаю, что он пришел для того, чтобы меня убить. Но почему-то у него в руках, как это бывает во сне, нелепо, не нож и не лук, и не копье, а платок, обыкновенный шелковый платок с бахромой, вроде достархана, только маленький, и от этого я ощущаю особенный, необъяснимый ужас.
Этот кто-то всё ближе подкрадывается ко мне, а я не могу двинуться… и вдруг я слышу удар, рассекающий воздух, и вижу, как моя стрела, вылетевшая из темноты, ударяет убийцу в лоб. И я понимаю, что эту стрелу пустил Хозрет Хызр, невидимый, который мне приснился. И вот и весь сон.
Махрамы озадаченно молчали. Вдруг шах Арслан поднялся и вскрикнул громким голосом. Потом, протягивая руку в угол, он сказал:
− Покажи свой лоб.
Все махрамы вздрогнули и увидели, как монгол Кунгур-ат ползет на коленях к шахскому ковру. И когда он поднял пожелтевшее лицо и отнял прикрывающую руку, они увидели у него на лбу черное пятно.
− Рассказывай всё, − сказал шах Арслан, − но без вранья. Не лижи грязи. Куда ты ездил позавчера? Почему я уколол руку о колючку? На нашем пути не было мошляна.
И Кунгур-ат рассказал всё. Тогда шах Арслан сказал:
− За то, что ты хотел взять клад, который указан мне, я тебя прощаю, так как ты хорошо играешь в шахматы. Но за то, что ты хотел убить мою душу, нет!
− Но ты не знал, − закричал Кунгур-ат, − если бы не я… Я был послан…
− Ну и что же? − крикнул шах Арслан и, придя в ярость, выхватил кончар, блеснувший стеклянным лезвием и ударивший с шипением по шее Кунгур-ата, голова которого, стукнув по глиняному полу, покатилась со своим черным пятном.
Алма-Ата, <октябрь> 1944 г.
Впервые проза Павла Зальцмана была опубликована в «Зеркале» №106 за 1993 г.
[1] В более ранней рукописи шаха звали Малик.
[2] Ставка, резиденция хана (тюрк.)
[3] Здесь: ложбина или высохшее русло реки (кирг.).
[4] Здесь: невысокий придворный чин; секретарь, которому можно доверять тайны.
[5] Киик, кейик (туркм.) − газель.
[6] Порода персидских скаковых лошадей, славящаяся своей быстротой.
[7] Баг − сад (перс.); чинар, чинары − дерево семейства платановых.
[8] Кулуптас − вертикально установленная могильная плита (каз.).
[9] От араб. тахийя, приветствие.
[10] Bāgh-e Eram − райский сад (перс.); Ирам, Ирем или Арам-баги − сады в Аравии, уподоблялись земному раю.
[11] «Месяц дождей» (араб.); апрель.
[12] Южный Китай (араб.)
[13] Переметная сумка (узб.)
[14] Меч с узким трех- или четырехгранным клинком длиной до полутора метров для поражения противника через кольчугу (тюрк.)
[15] В Хшикате Зальцман был во время своей первой азиатской поездки в июле 1934 г.
[16] Слуги (тадж.)
[17] Каракуйрык (каз.) − джейран.
[18] От перс. «dastarkhan» − скатерть; слово используется также для обозначения стола и всей обеденной церемонии.
[19] Имение (тадж.)
[20] Скорпион (узб.)
[21] Наукар, нукер (от монг. «нехер», друг) − дружинник, рядовой воин.
[22] Светильник (тюрк.)
[23] Хакан, каган, каан (монг.) − хан ханов; высший титул в средневековой иерархии кочевых народов.
[24] Хозрет (Хазрет) Хызр − легендарный мусульманский святой; в качестве вечного странника Хазрет Хызр был покровителем караванов самаркандских купцов.
[25] Персонаж по имени Балабан присутствует в романе П. Зальцмана «Щенки».
