№58 СТИХИ

Игорь Ильин

 

КАКТЕБЯЗОВУТ

 

Я захожу и выключаю свет.

В одном гробу лежать ябудусвами.

В другом – другой, а в третьем…

сам гробом буду я.

И буду медленно и верно убивать,

того, кто лечь в него рискнёт.

 

Детьми играли в игру:

самого смелого запирали в пустой, огромной закопченной емкости –

печке для варки гудрона.

Я вызвался сразу.

Когда наступила полная темнота,

я вдруг понял, что я внутри не один.

Кто ты, спросил я.

Он не ответил

и пропал.

Позже я узнал, что в этой печке когда-то сгорел мальчик лет десяти,

но останков его так и не обнаружили.

Видимо, он нашел выход и улетел.

С тех пор, так и парит где-то,

в недосягаемости.

Иногда он ко мне возвращается,

залетает в незакрытое пластиковое окно,

садится на краешек кровати

и рассказывает истории.

Мы, в общем, ладим.

Но я до сих пор

так и не отважился спросить

как его зовут.

 

КРАСОТА

 

– Ты, что ли, вообще никогда не кончаешь?

– Только не с клиентами.

– А с кем тогда?

– С мужем.

 Из беседы проститутки с клиентом

 

Моей вам красоты не увидать.

Мое уродство ближе и понятней.

 

 

Свет мой, зеркальце, заткнись.

 

Я не могу открыться вам таким, каким родился, выжил и живу.

Мне не хватает воли, смелости, отваги.

Мне не хватает силы духа, слов, чтоб описать всего себя таким,

какой я есть – прекрасный в этой, недоступной даже мне, избыточной,

кроваво-красной красоте. 

 

Лети, лети лепесток, к едрене фене.

 

Мой мальчик милый,

я тебя хочу.

Ты никогда не вытянешь наружу и не подашь мне руку,

не станешь посреди стола и не расскажешь нам стишок

о том, какой бесстрашный ты.

Ты будешь медленно отчаянно стареть.

Во мне и в одиночестве – стареть,

стараясь не убить меня 

дыханием своим надменным и

прекрасным,

как те, как тот, немыслимый наш сон –

безумный, ослепительный, уродский…

и ты – несчастная, небесная моя –

распущенная, стыдная, чужая…

 

Катись, катись, яблочко, к чертям собачьим…

И нам останется лишь мой усталый вздох,

мой первый, первый настоящий,

мой солнечный, прекрасный и последний – 

выдох.

 

…и яблочко покатится по кругу,

чтоб что-то нам такое рассказать,

но не узнаем мы и не поймем (друг друга),

и не запомним то, как нам двоим

вот так с тобой легко, легко-легко в обнимку,

вот так легко-легко,

легко и страшно

умирать.

 

ПОВЕЛИТЕЛЬ МУХ

 

Уильям Голдинг все выдумал.

Уильям Голдинг все выдумал.

Дети не убивали друг друга.

Дети.

Дети были добры друг к другу.

Дети помогали друг другу.

Дети лечили больных и учили маленьких.

 

Если бы это была вся правда –

все-все, что выдумал Уильям Голдинг – 

дети бы погибали,

не дожив до двадцати.

А матери хоронили бы

не доживших до двадцати сыновей.

Отцы бы спивались от горя и муки.  

Страны и земли лежали б в огне,

а старшие сестры и братья сводили бы счеты с жизнью

от безысходности и бессилия.

Если бы Уильям Голдинг все не выдумал.

Но Уильям Голдинг погрешил против истины.

 

В детях нет врожденной жестокости.

Дети не звери.

Дети не убивают друг друга.

Дети.

Дети дружат и помогают друг другу.

Дети лечат больных и учат маленьких.

И хоронят мертвых.

С почестями, как положено.

 

* В конце жизни, в своем дневнике Голдинг написал: «В сущности, я презираю себя, и мне важно, чтобы меня не открыли, не разоблачили, не распознали, не разворошили».

 

РИСУЮЩИЙ НЕБО

 

…и нарисовал небо.

Просто нарисовал небо.

И отошёл.

Как будто его и не было,

а вернувшись,

пририсовал небу дождь,

словно тысячу маленьких хоботков,

к голове большого слона.

А затем пририсовал молнию

и гром

к моей голове.

И землю.

И страницу перевернул.

А на другой уже был нарисован дом, дерево, человек.

 

Уже был нарисован свет.

Уже был нарисован стол.

И большая белая лошадь без седла.

И эшелоны.

И могильные плиты.

 

И мальчик.

Маленький, как он сам,

с мелом в одной руке

и автоматом – в другой.

 

Маленький, как он сам.

Со смуглой кожей и черными волосами.

С именем Иисус.

 

НЕБЕСНАЯ СОБАКА

 

Когда-нибудь

он встретит меня там,

у себя,

радостно виляя хвостиком,

и поведёт по своим владениям.

И я, наконец-то, увижу всё и пойму всё.

Всё, чего я так и не поняла, прожив долгую, непростую

людскую жизнь.

И пойму, что собаки тоже,

тоже мечтают,

и не только о тёплом доме,

о больших цветочных полянах

и вкусной еде,

о хороших и добрых мамочках с папочками,

мягких игрушках и

свободе,

но и о том,

чтобы когда-нибудь,

пусть даже и на небесах,

обо всем, обо всем

рассказать маме.

Comments

No comments yet. Why don’t you start the discussion?

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *