Рут Альмог

ЛОШАДИ

Ева приоткрыла край занавески. Над площадью платиновым диском навис месяц. Она подняла глаза, яркий свет ослепил ее. Она опустила веки, свет померк. Затем она снова приоткрыла глаза, вгляделась в темные пятна домов по ту сторону сверкающих снегов. Ее взгляд блуждал до тех пор, пока не остановился на возвышавшемся посреди площади гранитном монументе. Потом все заволокло снежной поземкой. Дрожащую муть лишь изредка прорезали одинокие лучи света.

Ева сморгнула, предметы вернулись на свои места. Кругом царило безмолвие. Ева словно растворилась в нем, медленно и тяжело дыша.

На снег упала чья-то тень. Из переулка выглянуло нечто огромное и начало надвигаться, тяжело пошатываясь. Ева широко раскрыла глаза, окинула беглым взглядом постель. Мальчик спал. Она на цыпочках прокралась в кухню, отыскала длинный острый нож и спрятала его в рукаве пальто.

Ева притаилась у калитки. Огромное пошатывающееся тело бесшумно приближалось. Миновав ее, оно начало удаляться. Ева зашептала молитву. В ответ откуда-то из ниоткуда раздалось трехкратное постукивание.

Ева кралась беззвучно, прижимаясь исхудавшим телом к стенам домов. Настигнув издыхающую лошадь, она зашептала: «Цс, цс…» Приблизившись, животное едва не задавило ее. Едва ощутив евино прикосновение, лошадь рухнула замертво. Лошадиное тело было еще теплым, а хриплое лихорадочное дыхание, вырываясь изо рта, мгновенно превращалось в пар. Ева не стала медлить. Нащупав шею, она воткнула нож под самым лошадиным ухом. Брызнула липкая влага. Ева приникла к ране и начала сосать. Она сосала, набирала в легкие воздуха и снова сосала, и снова набирала воздуха. Затем она выпрямилась и прислушалась, однако тишина больше не казалась ей полной. Ева подошла к лошади сзади и принялась кромсать. Внезапно воздух прорезал вопль, перепуганная Ева отступила в тень, но вскоре вопль стих и вновь воцарилось безмолвие. Ева вернулась к своему занятию, требовавшему от нее неимоверных усилий. Заслышав звуки приближающихся шагов, она поняла: идут. Она торопливо побросала куски мяса в подол. Вскоре они уже толпились вокруг нее, проворно орудуя ножами. Однако Ева, изо всех сил вцепившись в тушу, продолжала кромсать. Никто не промолвил ни единого слова. А народ все прибывал. Отпихивая друг друга, люди втыкали в тушу свои ножи. Еву оттеснили. Сгорбившись под тяжестью груза, она поплелась домой.

—  Аньюш, что с тобой? — спросил мальчик.

—  Ничего, спи, — ответила Ева. Не зажигая света и стараясь не шуметь, она принялась за работу. Силы ее иссякли, и она побросала в кастрюлю с кипящей водой куски мяса вместе с кожей и шерстью. Кухня наполнилась невообразимой вонью. Ева задремала. Она просыпалась лишь для того, чтобы добавить в кастрюлю воды. Так продолжалось до самого утра. К утру мясо было мягким и вполне съедобным. Она разбудила мальчика и сказала:

—  Сегодня у нас есть еда.

После завтрака она заперла его в чулане за шкафом. Скоро на работу, пока же можно немного отдохнуть. Она сидела у окна и смотрела на площадь. Собаки вылизывали снег и догрызали лошадиные кости. Вскоре эти кости станут белоснежными.

Костями воспользовался мастер, дни напролет шатавшийся по улицам разрушенного города в поисках материала, пригодного для его ремесла. У мастера был приятель, большой любитель домашних птиц. После сдачи города появилась надежда…

Смастерив из лошадиных костей клетку, мастер за бесценок продал ее своему приятелю. Белоснежная пустая клетка покачивалась под потолком до тех пор, пока не попалась на глаза актеру Корнелиусу.

—  Продай мне клетку, — попросил он.

—  Разве ты не видишь, что птиц нет? Сколько еще воды утечет, пока вернутся! — ответил ему приятель.

—  И все же, — не отступался Корнелиус. Корнелиус посадил в клетку попугая, купленного им у одного чудом уцелевшего цыгана, и подвесил ее под самым потолком в чуланчике за сценой.

Растаял снег, город вернулся к жизни. Ева прибила на двери табличку «Портниха —

недорого», однако из швейной мастерской так и не ушла. Поначалу, отправляясь на работу, она запирала мальчика в чулане за шкафом.

— Хватит, уже не надо! — протестовал он.

—  От греха подальше… Они еще могут вернуться,- отвечала она.

Потом она перестала запирать дверь, и мальчик мог разгуливать, где ему вздумается.

Возвращаясь с работы, она неизменно заставала его мирно спящим в постели. Поначалу это раздражало ее, но понемногу она привыкла, а со временем записала его в школу, ведь Оскару так не хватало общества ровесников. В школе Оскару объяснили, что черноусый человек, портрет которого висит на стене, является Отцом народов, и еще, что все люди равны. Но он никак не мог взять в толк, как же это получается, что некоторые его одноклассники приносят на завтрак яблоки и даже вишни.

Весной открылся театр, и директор предложил Еве вернуться на работу. Но даже тогда она не ушла из мастерской и стала шить костюмы по ночам. Треск швейной машинки не тревожил Оскара. По вечерам Ева отправлялась в театр: снимала мерки, втыкала булавки, подшивала, лишь изредка задерживаясь, чтобы посмотреть спектакль. Ей приглянулся красавчик Корнелиус, ютившийся в чуланчике за сценой, смазывавший волосы жиром, чтобы зачесывать их назад. Ева взяла Корнелиуса к себе. Корнелиус принес с собой пустую клетку, оставшуюся после умершего попугая.

С рассветом Ева отправлялась в мастерскую. Корнелиус и Оскар вставали позже. За завтраком Корнелиус нарезал хлеб и, выдавая Оскару прозрачный ломтик, приговаривал: «Много ли ребенку надо».

В клетке была маленькая дверца. Корнелиус повесил на нее замок. Внутри, в маленьком блюдце, служившем раньше кормушкой попугаю, лежали теперь ломтики шоколада, которые Ева ухитрялась добывать для Корнелиуса, подстегиваемая его угрозами бросить ее в противном случае. Изредка Корнелиус извлекал из кармана малюсенький ключик, отпирал дверцу клетки, отламывал кусочек шоколада и съедал. Оскар молча наблюдал за ним.

Когда Оскар уходил в школу, Корнелиус в одиночестве бродил из угла в угол, заучивая роли. К вечеру он одевался и уходил в театр. Возвращался за полночь, ложился в постель рядом с Евой и долго ерзал под одеялом.

Иногда между Евой и Корнелиусом разгорались бурные ссоры. Корнелиус бил Еву, выкрикивая: «Мужчину нужно кормить! Кормить! Хлеба с вонючей капустой недостаточно!» После этого Ева обычно приносила колбасу, всего несколько тонких ломтиков, наполнявших своим благоуханием всю квартиру. Корнелиус садился за стол, намазывал жиром один кусок хлеба за другим, клал сверху колбасу и ел. Ева и Оскар наблюдали за ним.

В один прекрасный день Оскар не сдержался. Вскарабкавшись на стул, он просунул тонкие пальцы между прутьями клетки. Блюдечко опрокинулось. Кусочки шоколада вывалились на дно. Вернувшись домой, Корнелиус заметил перемену. Обозвав Оскара маленьким, вонючим воришкой, он ударил его по лицу:

—  Ты хотел украсть мой шоколад, да? Мерзкий воришка! Вот я тебя проучу. Ты у меня узнаешь…- И он снова ударил Оскара.

Отерев выступившую в углу рта кровь, Оскар запротестовал:

—  Карл Маркс говорил, что нужно все делить поровну, потому что все люди равны… Корнелиус рассмеялся и сказал:

—  Плевать я хотел на твоего Карла Маркса. Оскар изумился:

—  Но в школе говорили, что Отец народов любит Карла Маркса.

—  Плевать я хотел на них обоих! — провозгласил Корнелиус Когда же Корнелиус ушел в театр, Оскар сел писать письмо.

Прошло три дня, а на четвертый за Корнелиусом пришли. Ева расплакалась, Оскар же нерешительно улыбнулся неизвестно чему и прошептал: «Слава отцу народов!» Ева взглянула на него удивленно.

Вскоре Ева привела домой декоратора Томаша. С Томашем у Оскара не было проблем и затруднений, поскольку тот тоже верил в равенство. После Томаша, который не зажился у них, появился Теодор, а после Теодора — Александр.

Александр был красив как ангел. По ночам он был занят Евой, а днем подбирался к Оскару. Вначале Оскар не понимал, чего от него хотят, потом не верил, а в конце концов, когда и понял, и поверил, не на шутку разозлился. В один прекрасный день, когда Александр зашел слишком далеко, Оскар, успевший к тому времени превратиться в сильного спортивного подростка, ткнул его кулаком в лицо. Александр был вынужден подыскать себе другую кормилицу.

К тому времени, когда в его родном городе снова полилась кровь, а его улицы перерезали цепные заграждения, Оскар уже успел превратиться в ладного подростка. Ева сказала ему: «Пора…» — и они отправились в путь. Оскар взял с собой чемоданчик с одеждой и одной-единственной книгой. У Евы тоже был чемодан, в нем тоже была одежда и еще швейные инструменты. Швейную машинку пришлось оставить.

В новой стране Ева поселилась в бараке на окраине пустынного, пыльного поселка,

упиравшегося в фруктовые плантации. Она поступила на работу в швейную мастерскую.

Потом продала свои драгоценности и купила швейную машинку. На двери барака

появилась табличка: «Портниха — недорого». Ева отправила Оскара в интернат. Приезжая домой раз в две недели, он всякий раз

заставал Еву бледной и усталой. Это еще что? — сказал он как-то раз. — Разве здесь нет театра, нет актеров?

—  Все есть, — ответила Ева. — Только сил нет.

— Тогда сходи к врачу, — упрекнул ее Оскар.

—  Ходила, — ответила она.

—  Ну и что? — не унимался Оскар.

—  Он сказал, что у меня малокровие и что мне нужно есть печенку, а еще прописал железо.

—  Значит, ешь печенку, — голос Оскара смягчился.

—  Я и ем, — сказала Ева.

В интернатском общежитии Оскара определили в шестиместную комнату. Свою книгу он

спрятал под подушкой и лишь изредка извлекал ее оттуда, чтобы прочесть несколько страниц. Директор предложил ему взять имя Ахикар. Оскар отказался.

—  Подумай, — посоветовал директор. — Это облегчит тебе жизнь.

Оскару было одиноко несмотря на то, что одноклассницы то и дело улыбались ему и не раз пытались с ним заговорить. Оскар не обращал на них внимания, да и с одноклассниками не разговаривал.

Но когда им заинтересовалась Мисс Класс, ему вовсе не стало жизни. Оскар давал сдачи, не упуская ни единой возможности. Как-то раз, когда он читал, лежа на кровати, один из соседей по комнате вырвал книгу у него из рук и бросил ее товарищу. Началась игра. Оскар попытался отобрать у них книгу, но не сумел. Пошли в ход кулаки. Он бил, его били… Мисс Класс побежала за директором. Директор взял книгу и велел Оскару следовать за ним.

Он раскрыл книгу и внимательно посмотрел на Оскара.

—  Ага, — произнес он, — значит, читаем «Капитал»… — И после недолгого раздумья добавил: — Послушай, здесь тебе нечего делать, поезжай в киббуц, там за Марксом дело не станет.

Так Оскар попал в киббуц, где говорили на его языке. Мисс Класс плакала, когда он уезжал.

В киббуце Оскару подыскали приемных родителей. Поначалу он ежедневно помогал

своей приемной матери на кухне, а она обучала его ивриту и баловала сладостями.

Вечерами с ним занимался ивритом его приемный отец. А в конце месяца состоялось общее собрание. Оскара, который к тому времени уже неплохо владел ивритом, спросили, где бы он хотел работать. Он ответил, что хотел бы быть пастухом.

— Но мы не разводим скота, — возразил председатель.

— Так разводите, — ответил Оскар. Председательствующий обратился к собравшимся:

—  Кто «за», прошу голосовать. Ни единой руки.

— Что ж, — подвел итог председатель, — на данный момент мы нуждаемся в садовнике. Прежний садовник уволился, и участок находится в полном запустении. Кто против назначения нашего Оскара на должность садовника, прошу голосовать.

Ни единой руки.

—  Вот и все, — заключил председатель. — Будешь садовником.

Оскару вовсе не хотелось работать садовником, дни напролет он бродил по окрестностям киббуца, читал детские книжки и не шевелил пальцем. Его вызвали в управление и отчитали. Ему разъяснили, что он паразит, иждивенец, что в киббуце все равны и что кто не работает тот не ест.

—  Я читал Маркса, — сказал Оскар.

—  Тогда принимайся за работу, — ответили ему. — Можешь начать с полисадника возле столовой, он весь зарос сорняками.

—  Что это — «сорняки»? — спросил Оскар.

—  Колючки, — разъяснили ему.

Оскар достал из кармана блокнот и карандаш и записал: «»сорняки» — колючки».

—  Прекрасно, — сказали ему. — А теперь прополи полисадник и засей его заново.

—  Что это — «прополи»? — спросил Оскар и снова достал блокнот с карандашом…

—  Все ясно? — спросили его.

—  Ясно, — ответил Оскар с еле заметной ухмылкой.

В киббуце Оскара был большой курятник с прилегавшей к нему бойней. Той же ночью

Оскар отправился на свалку за бойней в поисках отрубленных куриных и индюшачьих

голов. На складе он отыскал тяпку, прополол полисадник и выкорчевал все до единого сорняка.

Затем он засадил полисадник сызнова. По утру, придя в столовую, киббуцники увидели стройные ряды куриных и индюшачьих

голов, высаженные на порозовевших от крови грядках. Секретарь обратился к психологу — ведь Оскар попал в современный киббуц. Психолог

определила:

—  Одно из двух, либо гоните его в шею, либо заводите стадо. Ответа не последовало. Тогда она добавила:

— А что такого? Будем пить козье молоко, это полезно. Научимся производить сыры. Будем есть баранину. Разве плохо? У арабов тоже есть чему поучиться, а кроме того, нужно разнообразить меню.

Оскар был счастлив, он ходил за стадом, записывал в свой блокнот новые слова и заучивал их наизусть. Теперь он бывал дома раз в месяц. Приезжая домой, он каждый раз говорил Еве:

—  Аньюш, почему ты не ешь? Ты такая худая, что скоро тебя просто не будет видно… Оскар привозил Еве куриную и баранью печенку, поджаривал ее и заставлял Еву есть. Но

Ева все худела. От ее прежней красоты не осталось и следа. Сердце Оскара опустело.

Оскар попросил «определить» его в десантные войска, но ему сказали: «Патруль». Он не знал, что такое «патруль», и отказался. Его судили и затем отправили в тюрьму. В тюрьме ему объяснили, что патрулировать — это то же самое, что ходить за стадом. Он согласился. После двухмесячной подготовки его отправили в пустыню задерживать нарушителей границы. Он благоговел перед своим командиром и научился распознавать на песке следы людей и верблюдов. Он полюбил эту жизнь, а как-то раз сказал одному из своих ближайших друзей:

—  Это даже лучше, чем быть пастухом… Однако друг возразил ему:

—  Много ты понимаешь… Петра — вот где настоящая жизнь…

—  Что это — «Петра»? — громко спросил Оскар.

— Тшшш… — товарищ Оскара огляделся по сторонам.

—  Петра — это не для мыла… — бросил третий товарищ, случайно подслушавший их разговор.

Оскару уже доводилось слышать это слово. А ему-то казалось, что его кожа покрылась загаром, мускулы налились, волосы выгорели на солнце, да и беэр-шевские девушки не сводили с него глаз… Его глаза сузились от бешенства, он поднялся и ударил солдата кулаком в лицо. Солдат отлетел назад и ударился головой о камень. Оскар оказался в тюрьме. На суде он только лепетал: «Мыло… мыло…». Несмотря ни на что, его осудили на 30 дней.

Прежде чем срок заключения подошел к концу, Оскара вызвали в кабинет начальника тюрьмы.

Начальник протянул ему записку и сказал:

—  Вот пропуск, отправляйся домой, у тебя умерла мать.

Оскар поехал домой. Барак был пуст. Соседи сказали ему, что тело находится в больнице и что он должен устроить похороны. Оскар приехал в больницу и потребовал извлечь тело из холодильника. Он хотел посмотреть на Еву. Он сказал врачу:

— Отца я не помню, я был маленьким, когда его убили. Но Еву я хочу запомнить, дайте мне посмотреть на нее.

Врач спросил:

—  Как же вам удалось спастись?

—  Благодаря Валенбергу, — сказал Оскар.

После того как тело было водворено на свое прежнее место, Оскар спросил:

—  Отчего она умерла?

—  От рака, — ответил врач.

—  Я думал у нее малокровие и заставлял ее есть печенку, — сказал Оскар.

—  Это не помогает, — сказал врач. — От рака крови ничего не помогает.

Оскар сказал, что он солдат и у него нет денег на похороны. Обошлось. За гробом Евы шли Оскар и две соседки. Оскар не умел прочесть кадиш, и могильщик сделал это за него. С кладбища Оскар отправился прямо в тюрьму. Начальник спросил его:

— Зачем вернулся?

—  Ничего, — сказал Оскар. — Осталось всего восемь дней.

Начальник, пожав плечами, вернул его в камеру. Освободившись, Оскар поехал к матери. Он совсем забыл, что она умерла, и вспомнил об этом только войдя в пустой барак. Он сходил на рынок, купил немного продуктов, поел и пошел спать. Всю ночь ему не давало уснуть иностранное слово, пылавшее в его памяти. В конце концов он зажег свет и стал читать свою книгу. Последние дни отпуска он провел в книжных лавках в поисках старых книг. На оставшиеся у него деньги он купил немного книг, среди которых был и Новый Завет. Оскару хотелось узнать о Иисусе и его апостолах, в особенности же интересовал его Петр, хотя он прекрасно понимал, что Петр не имеет к Петре ни

малейшего отношения. Вернувшись в часть, он попросил своего друга указать ему место на карте.

—  Выходишь у Соленого Колодца, — объяснил ему друг, — пересекаешь вади, и вот здесь переходишь границу, но не дай тебе Бог попасться бедуинам, зарежут на месте… Попадешься легионерам — расстреляют или упекут в тюрьму и даже не вспомнят. Сгноят…

—  У меня есть четыре месяца на раздумья, — сказал Оскар. Он думал, он много думал.

Пролетели четыре месяца — четыре месяца, во время которых они патрулировали границу, следили за караванами, следовавшими от берегов одного моря к берегам другого, задерживали нарушителей границы, допрашивали, избивали… Оскар получил отпуск. На центральной автобусной станции Беэр-Шевы он сел на автобус, следовавший в Эйлат. Через три часа он вышел у Соленого Колодца. Он был одет в гражданское, на голове у него была панама, за спиной — рюкзак, а на поясе болталась фляга с водой. Автобус тронулся, Оскар поглядел ему вслед, затем он огляделся по сторонам и глубоко вздохнул. Была середина зимы, воздух был прохладен и сух. На юге расстилался горизонт. К востоку тянулось плоское русло, севернее которого простирались холмы, а перед ним пламенели багровые горы. Оскар пересек шоссе, сошел с него, сделал несколько шагов и остановился. О чем-то задумался и сел прямо в придорожную пыль.

Так он просидел несколько часов, наблюдая за темнеющим небом и за песчаными столбиками, то и дело поднимаемыми порывами ветра. По ту сторону песчаных холмов он увидел высеченные в красной скале замки. Молнии впивались, высекая золотые искры. На горизонте вырисовывались очертания каравана. «Нарушители», — равнодушно подумал Оскар. Он был в отпуске. Начал накрапывать дождь. Он поднялся и пошел в направлении холмов. Внезапно тишину прорезал вопль, он вскоре затих, но тишины не было. Сквозь шуршание дождя доносился, все приближаясь и нарастая, гул. Оскар побежал к насыпи, окаймлявшей русло, поток преследовал его, и пенившаяся вода уже лизала края штанин. Но он все же успел добежать до насыпи и вскарабкаться на нее.

«Чудо», — подумал он, глядя на поток, бушевавший под ним и увлекавший за собой выкорчеванные с корнем кусты и овечий труп. Однако водоворот быстро утих, и вода почти спала.

Оскар пошел на север вдоль шоссе, а когда стемнело, он устроился в надежно защищенном месте и скоро уснул. Ночевать в спальном мешке было ему не впервой.

С рассветом он спустился на шоссе и принялся голосовать. Считанные машины проносились мимо, ни одна не останавливалась. Но не успело взойти солнце, как возле него затормозил грузовик.

— До Эйн ха-Шлоша, — бросил водитель.

—  Идет, — согласился Оскар, вскарабкиваясь в кабину и усаживаясь рядом с ним.

— Как дела, Корнелиус? — спросил Оскар. Водитель с трудом справился с рулем. Выровняв

машину, он выговорил:

—  Нисан, Нисан мое имя.

—  Актеру ничего не стоит сменить имя. Все они предатели, — сказал Оскар.

—  Чего тебе от меня надо? — спросил Нисан.

—  Шоколаду, — сказал Оскар.

—  Ну и ну, — сказал Нисан. — Тебя прямо не узнать. Мужчина… Потом ехали молча.

—  Куда едешь, Оскар?

—  В Тель-Авив, оттуда автобусом…

—  Послушай, уже поздно, — сказал Нисан, — нечего тебе голосовать на шоссе ночью. Едем в мой киббуц, переночуешь, а завтра подброшу тебя до Тель-Авива.

—  Идет, — сказал Оскар.

—  Что делал на юге? — спросил Нисан.

—  Не поверишь, — сказал Оскар.

—  А ты расскажи, — попросил Нисан.

—  Ходил в Петру.

—  В Петру? И остался жив?

—  Как видишь…

—  Не верю, — сказал Нисан.

—  Сказка, — сказал Оскар.

—  Что сказка? — спросил Нисан, откинув со лба чуб.

—  Все, — сказал Оскар, сделав неопределенное движение рукой. Ударившись о стенку машины, он вскрикнул и подобрал руку.

—  Не понимаю, — сказал Нисан.

—  Красота, сказал Оскар. — Красные замки, поток, шум и даже овечий труп…

—  Что ты говоришь? — недоверчиво покачал головой Нисан. Его чуб дрогнул. В комнате Нисан сказал Оскару:

—  Бери полотенце и отправляйся в душ, ты весь в пыли.

Потом Нисан отвел Оскара в столовую. А когда они вернулись в комнату, Нисан достал из тумбочки плитку шоколада и протянул Оскару:

—  Вот, бери и мы в расчете.

Оскар взял шоколад, разорвал обертку и начал есть. Он сказал:

—  Обожаю шоколад. Как это я еще не растолстел? Только так просто такие счета не сводятся.

—  Понимаю, — сказал Нисан, — только чтоб ты знал, твоя месть длилась очень долго. Много лет. И я понял. Теперь я Нисан, так что давай пожмем друг другу руки и все забудем.

После минутного колебания Оскар протянул Нисану руку. Потом он рассказал ему о Еве.

—  Мне даже в голову не приходило, что она так больна. Я думал, печенка ей поможет. Все

привозил ей… А она раздавала соседям.

—  Тут нужен опыт. Нужно быть медиком, — сказал Нисан. — А ты все еще мечтаешь стать врачом?

—  Нет, — сказал Оскар. — Пойду учить философию.

—  Что, все еще интересуешься равенством? — усмехнулся Нисан.

На следующее утро Нисан отвез Оскара в Тель-Авив, оттуда Оскар поехал в евин поселок. Он выстирал одежду и развесил ее на веревке. И только тогда его внимание привлекли сорняки, прочно обосновавшиеся в саду. Он взял тяпку и принялся полоть. Он провел грядки и взрыхлил землю. А когда все было готово, он пошел в пустынный пыльный поселок, купил семена моркови, помидоров и перца и засеял ими приготовленные грядки. Полил.

Закончив, он встал на пороге дома и удовлетворенно оглядел плоды своих трудов. Внезапно между деревьями мелькнул силуэт лошади. Ни седла, ни узды, ни наездника. Оскар подошел к воротам, чтобы хорошенько разглядеть животное. Лошадь приблизилась.

—  Цс, цс… — позвал ее Оскар.

Едва задев его боком, лошадь прошла во двор. Оскар бросился на кухню, набрал полную горсть сахару и выбежал вон. Подбежав к воротам, он огляделся по сторонам, но лошади нигде не было.

—  Лошадь! Иди ко мне! — крикнул Оскар. — Лошадь! Иди! Я люблю тебя! — кричал он. Подождав с минуту, он выбросил сахар на ветер. Вернувшись в барак, он опустился в кресло и закрыл глаза. Так он сидел, предаваясь тишине.

Оскар дремал, когда где-то совсем рядом послышалось нечто, напоминавшее лай или подвывание. Оскар вздрогнул. Его лицо преобразилось и стало похоже на гейзер. Он заставил себя встать и пойти в душ. Перед тем как открыть кран, он взглянул в зеркало.

—  Нужно показаться глазному врачу, — решил он про себя. — Похоже, воспаление…

Перевод с иврита Лизы Чудновской