СТИХИ

Александра  Петрова


ДЕНЬ СЕГОДНЯ



***

1

Белая кровь убывает. Эритроциты сжимаются в атомы тьмы.

Амфитеатр пустеет.

Старый Дионис, на тирс опираясь, стоит у каймы

красного отблеска. Зябко. Ну что ж, и пора уже. Скоро Леней.


2

Он не заметит автобус, открытую дверь, но, скакнув

взглядом за ним, поспешит по шнуру запаленной шутихи.

Купол темного воздуха, отскочившие блики

на дрожащих румянах жонглера, еще не сказавшего код

остановки движенья.


3

Плащ натянув, усталый, на плиты присядет.

Синим и желтым селенье мигает с горы.

Резкий борей рвет поредевшие пряди

в каплях влажных огней.

Свет пропилеи

в этом извилистом вади

разве только водою под шмыгнувшим носом блеснет.


4

Эвий надменный, он встанет

и мимо рекламных щитов,

еле приметно шатаясь,

домой поплетется.


Там не проснется уже Ариадна —

не в пеплосе спит.

Камень винный скрипит на зубах.


О, Дионис, какой это страх —

не пьянеть, быть трезвее собственной тени,


когда сердце замрет и зайдется

лишь от тяжести скользких ступеней.


* * *

Ты, разбегающееся дробной тенью,

альпийской сгущенной непогодой,

гудком парохода.


Мяч, затерявшийся в складках опавшей сетки.

Мяч, словленный на лету.

Мяч, выпущенный мимоходом.


Ты — трава, реестр перечислений,

лучи, направленные на я.


Я — темно и скорченно в кресле под старым пледом.

Я — больное, слушающее какие-нибудь, скажем, спиричуэлс,

затягивающие в черноту еще большего неотражения.


Я, желающее сделаться ты.


Я — коридор вагона, когда, пошатнувшись,

думаешь весело: вот, началось.

Но хрящи выравниваются состава,

и опять обрушена переправа.


День сегодня был дольше и протяженней

самого себя.

Дом казенный, три возвращенья, автобус,

по дороге мерещился голос листвы, растений,

хромота бликующих совпадений.


Вот когда показалось: все, что любимо,

но разрозненно непоправимо,

все прозрачней становится, ускоряясь,

раскаленной стрелой устремляясь в завязь.




* * *


D.S.


Он говорил: «Это умопомрачение странно».

Вся комната сдвинулась, медленно закружилась.

Cabernet Sauvignon, след от стакана

в словаре, раскрытом на слове «милость».


«Милая смерть, — продолжал он, глядя

в эти глаза (но Иосиф тоже не отрывался),

— я тебя разглядел не сразу,

но теперь неразлучен, поскольку ты вся


здесь, в этом теле, под этой кожей,

в этой чеширской улыбке летящей.

И если правда ты так на него похожа, —

мне бы хотелось встречаться чаще».


2

Утро трепалось ветром, все собиралось в складки,

пересекалось тенями густо-воздушных ниш.

Разбегались влажные отпечатки

только что бывшей жизни.

Мяч. След колеса. Башмака. «Ты спишь».


Это Иосиф подумал о том, кто где-то

в темно-зашторенном свете

бледен на высветленной простыне.

И только сумрачный луч, моментально тускнея, отметит

фон и того, кто на нем, кто Иосифа видит во сне.

1995


* * *

Ты вынырнешь из сна

Ведомый голосом  из тьмы – в другую,

в волокнах сумерек,

по-над природой, Где непогода, где качели

двуглавые в траве-шенгрюни

скрипят, как мобиле, с одышкой,

и ты, подушке

вверяющий по струйке слюни

и сердце, что, казалось, живо

пока для чести,

зашкаливающее пугливо

за скорость двести.

Comments

No comments yet. Why don’t you start the discussion?

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *