РАЗВАЛ В РУССКОМ ИСКУССТВЕ
— Когда дождемся Вашингтона и справедливого закона»
(Тарас Шевченко, 1857 год)
Острая и ядовитая тема требует внимательного подхода.
Заранее оговоримся, что в тему нашего очерка не входит огульное изобличение одних и превозношение других. Личности в ней отсутствуют. Пусть с ними разберутся искусствоведы будущего, когда демократия прорастет хотя бы в одном, отдельно взятом «субъекте» бывшей Совдепии. Представить общую картину разрухи,указать на истоки болезни, свалившей некогда «единое и неотделимое» в государстве искусство, — вот наш план, и, стало быть, начнем издалека.
Русский художник исторически не знал мировой конкуренции.
Иконы рисовала «артель» по заказу Православия.
Картины Ильи Ефимовича Репина оседали у Великих Князей и купцов.
Картины Исаака Израилевича Бродского заказывал Кремль за счет рабочего класса и трудового крестьянства.
Русские артисты испокон веков работали «на заказ», не выходя на рынок сбыта.
Надо признаться, что, ломая державу, советская «перестройка» открыла рынок.
С 1987 года на международных ярмарках искусств появились первые «измы» русского толкования.
Русские художники рванули на дикий Запад, чтобы побыстрей вылезти в люди, а главным образом, завалиться в банк, где выдают заветную валюту. Погоня за славой и «гри-нами» приняла очертания бессмертных гоголевских комедий. Например, у замочной скважины американского поп-артиста Раушенберга, навестившего Москву, день и ночь дежурила школа его последователей, чтоб, не дай Бог, не пропустить его капризы и выходки!..
Представители «социалистического реализма», составляющие идейное ядро «Союза художников Советского Союза» и его многочисленных институтов, в короткие сроки претерпели два смертоносных приступа. Последний «Генсек» СХ СССР, академик Андрей Васнецов, внучатый племянник «трех богатырей», докладывал московской газете:
«Хозрасчет оказался обыкновенной западней. От нашей продукции отказались музеи и провинция. Потом у нас отобрали выставочные залы, и напоследок увезли табуретку, за которую я платил из своего кармана».
Так называемый «парад суверенитетов», объявленный Кремлем, обернулся невиданным хаосом в национальных центрах, обреченных жить своим умом. Разрыв административных связей больно ударил по «глубинке», особенно по чудакам и шизофреникам, работавшим «для себя». Фининспекция обложила их непосильными налогами. По рассказу парижского галерейщика Жака Розенталя, посетившего сибирских художников, у Митрофана По-здеева из Красноярска налоги собирал вор в законе, бежавший из тюрьмы!..
По-разному сложились и судьбы глубоко официальных художников страны. Председатель МОСХа О.И. Савостюк, с большим опозданием примкнувший к диссидентам, возглавил кооператив по торговле матрешками. Последний председатель СХ РСФСР, академик Сидоров, как и обещал, отпустил длинную бороду и попал в старческий дом с плохим питанием.
Почему с таким треском развалилось вековое учреждение?
Последний Президент Всероссийской Академии Художеств, малоодаренный в живописи Борис Угаров, признается по пьянке:
«Я рисовал, я продавал, я покупал!»
Советский делец, как и двести лет назад помор Михаиле Ломоносов, цены на академический товар ставил «от фонаря», по настроению дежурного шурина или свояка. Получалось так, что «братья Тоидзе», «братья Ткачевы», «братья Смоли-
ны», «братья Никоновы» давно и при коммунизме жили в Риме, Пицунде, Сенеже, не обращая внимания на суровые коммерческие законы мирового бизнеса. 150 престарелых академиков и 22000 членов Союза художников Советского Союза составляли элиту убежденных приспособленцев и отчаянных тунеядцев. Разумеется, в этой среде попадались и художники подлинного творчества, но о них сейчас нет речи.
«Меня записали в МОСХ без спросу», — чистосердечно признается академик Дмитрий Жилин-ский, талантливый правнук Валентина Серова, племянник Фаворского, двоюродный брат Голицына, дядька Шаховского и свояк всегда за границей.
Тайна русского реализма замазана на кровном родстве.
Адепты «вечного реализма», с отличием освоив ремесло рисования, живописи, композиции, выводят целые династии «художников», иногда по двенадцати в одной семье, как это было в доме Фаворского. Люди, умеющие рисовать с натуры, устоят на ветру русской смуты. Крепкие семейные связи спасут их от преждевременной кончины. Они отлично знают, что хороший ремесленник необходим и под ярмом капиталистов и помещиков.
Мировой капитал бессердечен.
Ему наплевать на мучеников русского подполья.
Об этом знает кучка московских нонконформистов, творящих с исключительным упорством на вечность, не дожидаясь справедливого признания своих заслуг.
Пророческие шедевры Владимира Яковлева со своим «магическим миром абсолютной динамики» (по Гробману), новейшие иконы Михаила Шварцмана, названные им «ие-ратурами», «Мертвая натура» Краснопевцева, изысканный и печальный мир несуществующей квартиры, — не знают подражателей, потому что гений невозможно повторить.
Артистическое подполье, возникшее на рубеже 50-х годов, никогда не составляло единой секты заговорщиков, а скорее сброд противоборствующих кружков.
Живописец Оскар Рабин в условиях глухого подполья наивно мечтал, перелистывая американский журнал:
«Нас не поймут «здесь», поймут «там»!»
Очутившись на Западе, звезды подпольного сопротивления: Рабин, Мастеркова, Леонов, Рогинский не получили долгожданного места и признания своих заслуг.
Творчество русских изгнанников не совмещалось с запросом Запада.
Апостолы русской культуры, далекие от скандальных забав западного искусства, живут без востребования.
Во время большой проверки на солидарность подполья, в феврале 1975 года, выдвиженец властей, замечательный художник Владимир Немухин оказался не менее суровым цензором, чем его противники от «соцреализма». Не моргнув глазом, он вывел из состава первой разрешенной властями выставки пару горячих вожаков «бульдозерного бунта» — Виталия Комара и Сашу Меламида.
«Тогда все лезли по головам», — с горечью вспоминает Эдуард Штей-нберг, художник, попавший в «не-мухинские списки».
Надо было видеть, как счастливчики курили в теплом выставочном помещении «Пчеловодства», а несчастные Комар и Меламид в трескучий мороз сидели насупротив, с торчащими из высокого сугроба «профессионально непригодными» шедеврами «поп-арта»!..
С особым размахом междоусобные склоки развернулись в Русском Зарубежье, когда обездоленные артисты сходились в рукопашный мордобой, ломали чужое и доносили в полицию. После прекращения жалких подачек Мирового Капитала эмигрантские кружки и журнальчики прекратили свое существование, а наступившая «перестройка» добила все поползновения организационно прославиться и разбогатеть.
Известная коммерческая операция, организованная торговым домом «Сотбис» в 1988 году, внесла невообразимую смуту в ряды русских творцов. Впервые за двести лет на отборку произведений не позвали АХ СССР (Борис Сергеевич Угаров), что уже означало открытое вмешательство иностранного капитала во внутренние дела суверен-
ного государства, потом никому не известный босяк Гришка Брускин заработал 400.000 «гримов», рекорд, неслыханный для России, по крайней мере для ее «советской эпохи»!.. Обозленные и удивленные свояки и побратимы «соцреализма», подключив к делу «школу Глазунова», забракованную на продаже, раздули миф о «жидомасонском заговоре», причем, в качестве неопровержимого факта, представляли геометрическую композицию Э. А. Штейнберга, где просматривался молоток, треугольник и крест.
«Школа Ильи Глазунова», наверстывая отставание на рынке сбыта, с вызывающим удивление размахом и наглостью завалила западные аукционы «славянским шармом», «русским видением», «московской школой», «миром русского искусства», «русскими картинами», где постоянно изображались полуголые дамы в соломенных шляпах на фоне древнерусского пейзажа.
Уже несколько лет подряд это позорище держится на торгах, и могу вас уверить, выстоит до наступления Судного Дня. Ведь вкусы мещанства не знают государственных границ, а слово «русский» художник немецкого направления Илья Глазунов эксплуатирует уже тридцать лет за хорошие гонорары. За эстетические розыски «славянского шарма» можно приобрести ботинки из кожемита, американские штаны, немецкий пиджак, вообще приодеться по западной моде. Современные «славянофилы» опередили «западников» по всем статьям.
Менее настойчиво продвигается кружок под девизом «Илья Кабаков и мы». Его деятели, среди которых есть и созидатель по фамилии Гор-Шакал (!?), мечтают о большой зарплате и лично знакомы с Раушен-бергом, ночевавшим в Москве, но мировой капитал пока с опаской и недоверчиво присматривается к «инсталляциям» московской выделки, а в переводе на человеческие языки русская загадочная глаголица с тройным содержанием целиком теряет свою первоначальную сущность. Россия не Берег Слоновой Кости.
Там творили самые великие — Достоевский, Чайковский, Кандинский.
Русское искусство не похоронишь.
Исторически привязанное к государству, к власти, сейчас оно разбрелось вместе с ними. Все сравнения хромают, когда берутся за Россию. Вопрос, во что перельется буксующая держава через пятьдесят лет, тревожит весь мир.
Уверенно можно сказать, что самые неожиданные сюрпризы поджидают нас впереди!..
Париж 1993 год
