№17-18

Память и воображение покровительствуют открывающей номер прозе иерусалимского поэта Александра Бараша («Счастливое детство» в разделе «Двойное время»). Небезусловное, как можно было бы решить из чтения, счастье этого благополучного детства уже потому становится непреложным, что его можно вспомнить, сделав достоянием рассказа, мемуарно-правдивого вымысла, и чувственно, чувствительно сплетаемое слово соединяет оба взгляда — начальных лет, позднейших времен.

Одышливое несовпадение любви, высокомерная речь и блуждающая география — таков троякий корень набоковской «Лолиты». Этот самогубительный кодекс далеко не чужд и прозе Виктории Урман («Новая Лолита» в разделе «Эпистолярный роман»; подготовка к печати Анны Соловей) — намеренно легкой, инфантильной, трепетнокрылой, но оттого не менее трагичной, ибо в ней к тому же саднящая страсть подлинного изъявления, персонально прожитого документа.

Стихотворения московского поэта Марии Степановой, одной из наиболее примечательных фигур молодой русской литературы (раздел «Стихи»), демонстрируют возможности современного лирического высказывания, в условиях, когда достоинство и власть прямого, без личин и масок, слова представляются многим исчерпанными.

«Хлеб и фанат» — опубликованная в том же разделе поэма иерусалимского автора Владимира Тарасова — это средиземноморская медитация, чей курящийся, мерцающий пафос гармонично уравновешен геометрической строгостью композиции. Текст Александра Гольдштейна «Профили освобожденных» в разделе «Иконография» — цикл дневниковых опытов на тему избавления от гнета материи, избавления, совершаемого такими многоразличными агентами художественного действия, как летающие «варвары» русского балета, чернокожие дионисийцы рэпа, безумный профессор Луи Альтюсер и одержимые повстанцы, гностический посыл которых рассеивает их пепел в облаках.

В «Трех воспитонах» Моисея Винокура (раздел «Местное время»), где, в согласии с определившейся поэтикой израильского автора, туго закрученные привычки держателей просторечья увиты изобретательными гирляндами литературного артистизма, прозаический слог отказывается от своей плавной распространенности в пользу жарких компрессий поэзии, читателю же дарована нечастая привилегия наблюдать за тем, как происходит это обращение.

Помещенный в разделе «Новый Вавилон» текст «Ночной баб» художника и писателя Валерия Айзенберга переносит нас в Нью-Йорк лунного света, тщеславных костров и бедственных эмигрантских гротесков. С эксцентричной чаплинской тщательностью описаны сто верных способов добиться успеха в искусстве, и лишь благодарное удивление, что жизнь продолжается и после того, как ни один из них не срабатывает, позволяет душевно возвыситься над несправедливостью мира сего. В разделе «Разговоры» напечатана беседа Ирины Врубель-Голубкиной с известным математиком и поэтом Михаилом Дезой, уже несколько десятилетий обитающим на просторах от Парижа до Токио («Это европейская культура призывает вас умереть»). В серии парадоксов, изящных и вызывающих, обрисовано отношение современного европейского Запада к еврейству -неутешительные выводы следуют из анализа противоречий, жестокость которых не сглаживается и провозглашенной терпимостью.

Валентин Воробьев, художник и нелицеприятный эссеист из Парижа, воздает дань Игорю Холину, обновителю русской поэзии второй половины XX века («Друг Земного шара» в разделе «Из прошлого»); человек, посвятивший свои годы тому, чтобы добиться отчетливых слов о мире, изображен в адекватной его художественной этике безуклончиво-ясной манере. В этом же разделе — эссе из наследия крупнейшего знатока русского авангарда Николая Харджиева: подготовленная им публикация текста великого поэта Велимира Хлебникова, рассказывающего о своей сестре.

В заметках филолога, философа, литератора Дмитрия Сливняка («В одном преисподнем», раздел «Фрагменты») аптекарски точное остроумие сопрягается с вполне нешуточной дерзостью, утверждение — с концептуально равным ему отрицанием; в пункте аннигилирующего пересечения крайностей и возникает неспокойная мысль.

Впервые публикуется письмо Ольги Шор, многолетнего друга, конфидента и литературной помощницы Вячеслава Иванова, к известному русскому философу и прозаику Федору Степуну (раздел «Звенья», вступительная статья и комментарии Нины Рудник и Димитрия Сегала). В «Звеньях» же помещено исследование иерусалимского искусствоведа Григория Казовского «Штетл versus megapolis» в творчестве еврейских поэтов и художников в Америке» — содержание этой фактографически оснащенной работы удачно характеризуется ее титулом.                                                                                      ^

Профессор Еврейского университета в Иерусалиме Димитрий Сегал продолжает в статье «Эпоха канунов и канун эпохи» (раздел «Обратная перспектива») исследование избранной им проблематики: на сей раз взаимодействие эстетических и социальных механизмов культуры трактуется на материале Советской России 20-30-х годов, пытающейся — в лице своих революционных художников и революционных политиков — предсказать собственное будущее.

Раздел «Современные записки» составили отклики на недавно вышедший в свет первый том книги Александра Солженицына «Двести лет вместе», посвященной русско-еврейским отношениям.

Михаил Гробман републикует в новом контексте, образованном нынешним витком старых споров, свои тридцатилетней давности статьи, доказывающие художественную отсталость и националистическую узость солженицынских сочинений. Наум Вайман в «Переписке из двух углов», обмениваясь посланиями со своим московским корреспондентом, весьма критически оценивает не только самый труд знаменитого писателя, но и породившую его культурную ситуацию; наконец, в обстоятельном разборе Якова Шауса («Уравнение без неизвестных») речь идет и о собственно фактической, а не только экзистенциальной уязвимости нашумевшей книги.