Этгар Керрет
БЕШЕНЫЙ КЛЕЙ
(РАССКАЗ О ЛЮБВИ)
— Потрогай-ка, — предложила она.
— Что это? — спросил я.
— Клей, — ответила она. — Да не простой, а особенный. Суперклей!
— Для чего он тебе?
— Нужен, — решительно, заявила она. — У нас полно вещей, которые требуется склеить.
— Не вижу ничего такого, что требовалось бы склеить, — рассердился я. — Не понимаю, зачем ты покупаешь всякую ерунду.
— По той же причине, по которой я за тебя вышла замуж, — вспылила она. — Чтобы убить время.
Не желая ссориться, я замолчал. Она тоже молчала.
— Так ты говоришь, он хорош, этот клей?
Она протянула мне банку, на которой был изображен человек, висящий вниз головой и не падающий, потому что подошвы его ботинок приклеены к потолку.
— Никакой клей не способен так прихватить, — сказал я. — Снимок просто перевернули. В действительности-то этот человек стоял на полу. А в пол, чтобы ему придать видимость потолка, воткнули абажур. Посмотри, как выглядит дверь, и сразу все поймешь. Дверная-то ручка и замочная скважина перевернуты по отношению друг к другу. Видишь?
Но она даже мельком не взглянула.
— Уже восемь! — спохватился я, взглянув на часы. — Опаздываю!
Я подхватил свой джеймс-бонд, чмокнул ее в щеку и сказал:
— Сегодня задержусь, потому что…
— Знаю, — не дала она мне договорить. — Сверхурочная работа.
Из конторы я позвонил Михали:
— Сегодня я не могу прийти. Должен вернуться домой рано.
— Почему? — спросила Михаль. — Что-нибудь случилось?
— Нет… В сущности, да. Мне кажется, она заподозрила…
Затяжная пауза, Слышно было дыхание Михали на том конце провода.
— Не понимаю, — наконец, прошептала она. — Не понимаю, как ты можешь по-прежнему с ней жить. Вас ничто не связывает. Даже ругаться друг с другом уже перестали. Не могу я понять, что заставляет вас обоих тянуть эту лямку. Просто не понимаю. Не по-ни-ма-ю!
Она заплакала.
— Успокойся, Михаль, — сказала. — Ох, извини, вошли посторонние, я вынужден немедленно положить трубку. Я приду завтра, обещаю. Завтра обо всем поговорим.
Домой я вернулся рано.
— Добрый вечер! — громко сказал я, войдя в квартиру.
Никто не отозвался. Я обошел все комнаты. Жены нигде не было. На кухонном столе стояла банка из- под клея. Она была совершенно пуста. Хотел было подвинуть стул, чтобы сесть, но стул ни с места. Я попытался снова, но и на этот раз он не сдвинулся даже на миллиметр. Ага, она приклеила ножки стула к полу, догадался я. Дверца холодильника не поддавалась, она тоже оказалась приклеена. Чего это моя женушка решила дурачиться, недоумевал я. Всегда была серьезная, и вдруг на тебе. Я пошел в гостиную, где стоял телефон. Может быть, она ушла к своей матери? Позвоню-ка, спрошу. Телефонная трубка не отрывалась от рычага. В гневе я пнул по телефонному столику — и чуть не вывихнул ногу. Столик стоял как вкопанный. Вдруг я услышал ее смех. Он доносился откуда-то сверху. Я поднял глаза.
Она висела вниз головой, касаясь босыми ступнями высокого потолка гостиной. Пораженный, я немо глядел на жену.
— Скажи, ты в своем уме? — спросил я, когда, наконец, опомнился.
Она молча улыбалась. Висит себе головой вниз и улыбается — да так непринужденно, как будто ее губы растягиваются всего лишь под воздействием земного притяжения.
— Не волнуйся, ты только не волнуйся, я тебя сейчас оттуда сниму, — успокаивающе приговаривал я,
вытаскивая из книжного шкафа тома энциклопедии, кладя их друг на друга и взбираясь по ним. — Возможно, будет немножко больно, ты уж потерпи, — продолжал я, балансируя на книжной стопе.
Я потянул что есть силы, но — тщетно. Женушка моя как висела, так и висит. Я осторожно спустился на пол.
— Не волнуйся, — говорю. — Пойду, позвоню от соседей, вызову скорую помощь.
— Ладно, иди, — смеется она. — Я никуда не сбегу.
Вдруг мне тоже стало смешно. Онабыла такая красивая и несуразная, вися вниз головй под потолком, с упавшими длинными волосами, груди под белой трикотажной кофточкой — как две крупные капли… Такая красивая… Снова взобравшись на книги, я поцеловал ее в губы. И вдруг почувствовал, что книги уходят из-под ног, и я парю в в воздухе, касаясь только ее губ.
РАХАМИМ И ЧЕРВИВЫЙ
Доносились звуки цимбал. Авигдор еще никогда не слышал такой красивой музыки. А исполнение од ной из пьес ему показалось более чем совершенным.
— Я порву тебе жопу, — прошептал Червивый. Его голос был маслянистый, липкий.
— 3-за что? — спросил Авигдор.
— Он спрашивает, за что, — ухмыльнулся Рахамим и презрительно плюнул на блестящий мраморный пол.
— Ну-ка, иди сюда, — тяжело дыша, позвал Червивый. Его рука извивалась, подобно лишенному костей щупальцу осьминога.
— Человек говорит тебе подойти, так подойди. Вопросы будешь задавать потом! — раздраженно воскликнул Рахамим. Шрам на его лбу покраснел.
Авигдор с настороженностью приблизился к Червивому.
— Слушай, ты здесь еще новый, законов не знаешь. Вот мы тебе их неспеша и втолкуем.
Рахамим недобро улыбнулся.
— Подержи-ка его, — текучим голосом приказал Червивый.
Рахамим железной хваткой обхватил Авигдора сзади.
Червивый приблизил свое лицо с пористой кожей к лицу Авигдора. Желтые глаза Червивого внимательно разглядывали лоб Авигдора. Авигдор бешено извивался, пытаясь высвободиться из хватки Рахамима.
— Впустую, миленький, — сказал Рахамим. — Мы с корешем, кое- кого потверже тебя здесь подсекали. Нам и Гитлер, и Чингис-хан, и даже Моисей были нипочем. А уж с такой хилостью, как ты, как-нибудь справимся.
— Ги-гитлер?.. — сбитый с толку, пробормотал Авигдор.
—Нашел что-нибудь, брат? — спросил Рахамим своего черствого напарника, совершенно не обращавшего внимания на Авигдора.
— Ш-ш-ш… — шипел Червивый, запуская руку, быструю, как укус змеи, в тело Авигдора и отрывая кусок души. Душа вопила от боли, а оторванный кусок, трепещущий в пальцах Червивого, пытался к ней опять присоединиться. Червивый с жадностью проглотил кусок Авигдоровой души и облизал пальцы.
Авигдор визжал от боли. Он впервые испытывал чувство настоящей утраты, впервые постиг, что такое опустошенность. Часть его чувств, его памяти сейчас перевариваются в желудке этой противной твари.
Рахамим разжал руки. вигдор упал, точно пустая бутылка, и разбился вдребезги. К цимбалам примкнула флейта. Этот чудесный дуэт был способен наполнить Авигдора несказанной радостью. Но к несчастью, чувство радости, когда-то раньше испытываемое Авигдором, уже почти совсем переварилось в желудке Червивого. Авигдор утратил целостность, даже плакать не мог.
— Я умер, — прошептал он.
— Ага, — утвердительно кивнул Рахамим.
— Я в аду…
— В аду?! — Червивый и Рахамим разразились смехом. — Где в аду ты найдешь такую музыку, такую красоту, такую чистоту? — Рахамим наклонился и ласково похлопал Авигдора по щеке. — Поздравляю, праведничек ты мой. Ты в раю.
— В нашем раю, — пояснил Червивый своим обваренным голосом.
Рахамим и Червивый пошли прочь от Авигдора по освещенному коридору.
— Мы еще встретимся, миленький, — обернулся лицом к Авигдору Рахамим. — В следующий раз будет еще хуже…
«Сукины дети, — подумал Авигдор. — Всё изгрызли. Только страх оставили нетронутым».
По-прежнему слышалась приятная музыка. Белые стены сияли чистотой, кроме одного места, где черной краской было торопливо начертано:
«Отмените интеграцию! Верните злодеев в ад!»
Перевел с иврита Валерий Кукуй
