КВАЛИА, или Тетрадь по изучению зла
Фрагменты романа
Новый роман Дмитрия Пименова «Квалиа» был завершен 31 декабря 2024 года. В этом тексте нумерология играет существенную роль – герои, умирая и воскресая, перемещаются во времени из 1812 года в 1918-й, а затем – в наше время. Жанр романа невозможно определить. Основанный на принципах зауми, текст трансформируется из исторического детектива в фантасмагорию, мечется между приключенческим драйвом, бульварным любовным чтивом и философскими размышлениями о природе зла и «Я».
* * *
2024-й год. Происходит Книга. В прошлом происходили события, сейчас Книга. Всё ли ясно? Я или «Я» сейчас здесь? О прошлом сон или не сон, а что-то другое. Полусонный. Полсна и полреальности. Реальности отчасти, как и любой реальности, управляемой. Управляемой тем, что можно попробовать назвать свободой воли. Назвать и угадать или назвать и ошибиться? Если ошибка в тезисе о свободе воли, то полусон не отличается от сна? История, которую организовал Старик, продолжается. Старик жив. Револьверные выстрелы? Нет. Артиллерийские залпы. Ужас? Нет, просто жизнь. И смерти. В книге тоже смерти. Смерть офицера – раз, смерть офицера – два, смерть герцога Генриха, возможная смерть Герцогини, смерть аэроплана, возможная смерть лётчика… Герцогиня держит пузырёк с ядом в руках. Страх. Боится страдания. Вспоминает искажённое адской мукой лицо отравленной сестры. Кто отравил сестру Герцогини? Герцогиня отравила свою сестру? Откуда такое предположение? У предположения имеется фундамент. Нравы аристократии, сюжет, безумие… Но мы весьма мало знаем Герцогиню. Её характер сейчас в пузырьке с ядом. Ещё… Тот же приглушённый голос за спиной: «Если вы сделаете это, то всегда, всё время, всё время, которое есть в мире, вы будете страдать». Что решит Герцогиня? Если бы мы знали больше о её жизни! Сестра Герцогиня была отравлена. Когда? «Когда?» – потом, сейчас важнее другое: отравление было доподлинно установлено или была необъяснимая смерть похожая на отравление? Что-то колеблется в образе Герцогини, как игра света и тени, попеременно показывая то улыбку ангела, то усмешку демона. Поколебался и аэроплан в ночном небе. О, Герцогиня! Что-то в нашем рассказе вознесло её на пьедестал Богини, и сейчас этот пьедестал рушится. Аэроплан штопором рухнул в море. Что с лётчиком? Он идёт ко дну. А Герцогиня вспоминает юность. Сватовство Герцога к её старшей сестре. Свою любовную страсть к Герцогу. Смерть сестры. Утешающую и сострадательную любовь, которую она ему подарила, а вскоре отдала ему руку и сердце. И вот Герцог мёртв. А лётчик жив. Он выныривает на поверхность. С корабля его замечают и посылают лодку. Голос за спиной Герцогини продолжает: «Ваше страдание сейчас кажется вам переполняющим Вселенную и поглощающим Вечность». Герцогиня ставит пузырёк с ядом на каминную полку. Почему она не отвечает таинственному собеседнику? Почему она не оборачивается? Это ледяное, острое страдание лишило её способности к некоторым действиям. Ангел она либо демон, её муки достойны сострадания. Но что же будет дальше? У неё ещё есть желания. Медленно, как черепаха, с невидящими глазами идёт в зал, где лежат трупы её любимых мужчин. Сомнамбулическое оцепенение освобождает её от своих цепей, только когда она спотыкается о труп Герцога. Упав на пол, смотрит направо, где лежало тело офицера. Его нет! Мы с вами прекрасно знаем, что случилось. Офицер опять жив. Герцогиня не понимает ничего.
* * *
Офицер оживился, когда, подняв глаза от кончика своей сигары, увидел Барона Субботу и фон Фогта прямо перед собой. Распрямился, грудь колесом. Глаза заблестели уже не от огонька сигары, а тем блеском, которым блестит душа оживлённого мертвеца. Что помнит офицер? Как он изменился? «Порою человек так же не похож на себя, как и на других», – шепчет барон Суббота. «Некоторые только потому и влюбляются, что они наслышаны о любви,» – дерзко произносит офицер после обмена приветствиями. Так началась та встреча на бульваре в 1913 году, которую мы уже имели случай наблюдать. Герцогиня не понимает ничего. Оправившись от шока, она естественно предполагает, что труп её возлюбленного кто-то унёс. Она в отчаянии бросается на колени и молит Бога вернуть тело офицера, чтобы похоронить его должным образом. Бог не отвечает на её молитвы. Молитвы грешницы. Острота офицера, учитывая то, что все трое влюблены в одну женщину, получила особою остроту. Офицер искал ссоры? Скорее нет, чем да. Он вышел из тени смертной, внутри него били молнии. Ни на солнце, ни на смерть нельзя смотреть в упор. Но это «нельзя» не распространяется на всех. А кому можно? Офицер умирал и был оживлён. Он смотрел на смерть и он влюблён. Влюблён барон Суббота. Влюблён фон Фогт. Неужели дело идёт к дуэли? Возможно. Но как же, мы помним разговоры об умном и поэзии. Одно другому не мешает? Дуэль произойдёт. Забудем на время об этом. Пароход, 1918 год. Офицер наблюдает за Ларисой. Он ещё жив до смерти на пароходе. За ним наблюдает Ксения, вторая Ксения, которая будет с грустью смотреть на его труп. Он влюблён? Если да, то та ли эта барышня, что он любил пять лет назад? Если да, то по-прежнему ли влюблён в неё барон Суббота и фон Фогт? А если офицер не влюблён? Это мало что меняет. Он может наблюдать за барышней, которую любил пять лет назад. Так или иначе вопросы про влюблённость барона Субботы и фон Фогта обостряют сюжет. Бесполезно наблюдать за офицером снаружи. Увидим, что он влюблён или не влюблён, всё равно не поймём про барона и фон Фогта. Будем ждать событий, как Герцогиня ждёт милости Божьей. В голове у барона револьверные выстрелы. И любовь, влюблённость? Здесь, когда пишется книга, в 2024 году артиллерийская стрельба мешает любви и влюблённости? Когда поймём? Когда Герцогиня поймёт, что Бога нет?! Когда поймёт, ошибётся? А если ошибётся, то что Бог в мире, где понято, что его нет? Сказал безумец в сердце своём: нет Бога. Сказал безумец в сердце своём: нет Бога. Два раза написано в Библии (псалмы 13-й и 52-й). Сходит ли Герцогиня с ума? Сойдёт ли Герцогиня с ума? «Безумец или подлец тот, кто дерзит в близком кругу», – отвечает в 1913 году фон Фогт на остроту офицера. «Вы не сошли с ума, – слышит Герцогиня всё тот же голос за спиной. – Бога действительно нет».
* * *
А теперь вернёмся к тому прошлому, когда барон Суббота был террористом. Как мы помним, с ним в одной революционной группе состоял его лучший с детства друг, счастливый соперник барона в любви. В последствие он погиб при изготовлении бомбы. Здесь и сейчас в рассказе он жив. Но! Сдвинемся немного в будущее, на пароход, чтобы не забыть про спасённого летчика рухнувшего аэроплана. Он поднимается с лодки на палубу. На нём ничего кроме нижнего белья. Тяжёлую кожаную одежду пилота он стащил с себя под водой, чтобы освободить тело для рывка на поверхность. Про лётчика вспомнили. Вернёмся к терроризму, барону Субботе и его другу, которого звали Макс, как и фон Фогта. Может быть, это один и тот же человек? Погибший, а потом оживлённый? Оставим пока ответ на этот вопрос во мраке неизвестности. Другой нерешённый вопрос: та ли барышня, что и в 1913 году, та ли Лариса или какая-то иная девушка на пароходе? Вопросы тормозят и смягчают трагичность. И сейчас, и здесь в истории прошлого барона Субботы, и там и тогда в муках Герцогини. Во встрече на бульваре есть драматизм, но мы ещё не знаем, кончится ли он трагедией. На пароходе пассажиры и команда радуются спасению лётчика, а сам лётчик, как трагедию, переживает гибель аэроплана. Когда мы сказали о всеобщей радости, мы погрешили против истины. Не все радуются. Кто? Сколько человек? Какого пола? Прежде чем отвечать на эти вопросы, вернёмся к революционной группе. Прежде всего важно понять, принадлежала ли барышня, в которую были влюблены Макс и барон, к этой революционной группе? Если нет, то другой вопрос: была ли она сторонницей революции или её противницей? Равнодушной? Каждый раз приходится копаться в психологии героев, а тут история, где сплетаются страсти человеческие со страстью человечества – Революцией. Страсть против власти. Страсть напасть на власть. Сновидения о нападении на власть посещали барона Субботу со времени его путешествия из Африки в Америку и даже раньше. В 2024 году здесь кто-то ругается, что книга плохо сочиняется. Может быть, это ругается бог? Которого нет в революционной группе? Которого нет в мире Герцогини? Которого нет вообще, потому что всё, что есть, не есть бог. «Линии и уравнения,» – повторяет и повторяет фон Фогт «Карлу» на пароходе. «Карл» думает: есть Бог или нет? И что будет дальше? И как одно связано с другим. Револьверные выстрелы. Там и тогда, где они – есть Бог? Есть. Там и тогда, когда лётчик боролся с глубиной воды – есть. Везде, где есть неожиданное спасение – есть Бог. Подробности, подробности, подробности! Подробности существования и несуществования Бога. Мёртвый Герцог, мёртвый офицер, потом оживлённый, револьверные выстрелы, бомба, глубина воды, спасённый лётчик, влюблённость, другое, другое другое, другое другое другое – порядок не важен, главное: где-то есть бог, где-то нет. Есть барон Суббота, он считает себя Богом, возможно он – Бог.
* * *
Поэт застрелил Его. И вместе с пулей в бездну декаданса бросилась Заумь. Эпохальное событие стиха. Так что даже не разобрать, где пишет Поэт, где Он. Где авангард Зауми и арьергард декаданса неразличимы.
Авторы смешиваются в стихах. Поэт и Он стучат железом, а дымом рисуют слова. А на ветру революции время ожидало.
Воскрешённый, Он принял в гости игральные кости безумия. Любовник Его Музы подозревается в краже поэмы и поджоге Его дома. Так мы и не узнали, кто он, коварный подлец? А Поэт в тюрьме за убийство Его. Две опасности подстерегают тех, кого одолевает страсть к литературе: дурной выбор и чрезмерность. Но что делать с неожиданностями бытия в Книге? Они бывают чрезмерными и иногда ведут к дурному выбору. Самым неожиданным и чрезмерным в Книжной судьбе Поэта было его освобождение из тюрьмы. Необъяснимо странным, можно сказать, чрезмерным образом его освободил охранник тюрьмы. Он же снабдил Поэта деньгами и новыми документами. По ним Поэт после оккупации немцами прифронтового города уехал в Берлин. Поэт, конечно же, не знал, что Он воскрешён. Убил друга – зверский свой лик обнажил и дальше с этим жил, раскаянье, тоска и горький смех его душили. «Безжизненные призраки убедительней, чем любой философ, доказывают, что сами по себе мы не в состоянии что-либо творить», – это знал Поэт и не творил. Несмотря на то, что он быстро попал в общество близких ему по духу немецких поэтов и художников. Но Поэт не мог впитать в себя весёлое антибуржуазное настроение своих новых друзей. Ах, если бы Поэт знал о воскрешении Его. Оставим пока Поэта в тоске и узнаем больше об освободившем его тюремщике. Он был философом, и эта склонность привела его на ту должность, что он занимал. Он понимал, что неистребимо зло, которое коренится в законах природы. Сама его внешность была философской: высокий рост, широкие плечи, глубоко посаженные темные глаза, волнистые чёрные волосы, аристократичные губы на вытянутом с острым подбородком лице. Всё это отчётливо говорило: перед нами мыслитель. Неизвестно, почему он освободил Поэта? Неизвестно, встретит ли Поэт его ещё, в если нет, придёт ли он на другие пути нашего повествования? Возможно, он встретит Его, поскольку он закрепился в судьбе одного поэта, то может войти и в судьбу другого.
* * *
Представления – наслаждения ума. Представления – это также и жизнь, и мир. Представления могут быть болезненными и даже трагичными. Но ум не есть «Я», страдания «Я» могут быть наслаждениями ума. Умом представим себе следующее. Начало июля 1918 года, место можно предположить, но неопределённо. Огромный кабинет – солидный и шикарный, большой письменный стол, такой, какому позавидовал бы какой-нибудь министр из бывших времён. Телефон, перья, карандаши, чернильница, похожая на сахарницу. Рядом со столом не менее фешенебельный кожаный диван, на нём развалилась, как видно, очень сильно уставшая Эльза, в расстёгнутой кожаной куртке, в чёрных галифе и распущенными белыми кудрявыми волосами. Её глаза время от времени закрываются, кажется, она засыпает, но при том тонкие узкие губы шевелятся так, что даже кажется, будто она говорит во сне, но мы понимаем: она повторяет каждое слово хозяина кабинета. Черноволосый, с острой бородкой, в очках на горбатом носу, в кожаной куртке, как у Эльзы, он говорит страстно и даже немного истерично. Руки стучат по столу, очки трясутся, и от этого кажется, что его глаза совершают противоестественные движения. Что-то необычное здесь есть? Что? У окна, из которого видны древние соборы, с руками, сложенными на груди, внимательно глядя на хозяина кабинета, стоит вторая Эльза, различная с первой, как различны ангел и демон. Волосы собраны в косу, скромное серое платье, силуэт расплывается в лучах солнца, бьющего из окна. Кто она? Сестра? Галлюцинация? Символ? Оптическая проекция? Хозяин кабинета говорит о заговоре и грядущей судьбе человечества. Говорит, говорит, говорит. Вошёл философ-тюремщик, тот самый, освободивший Поэта из заточения в 1914 году. После того его подвергли множеству допросов, в результате которых он покинул своё место, после революции быстро достиг высокой должности в новой власти, благодаря тому что он изучил природу зла. Так что же есть вторая Эльза? Подождём. Попробуем прислушаться к речи говорящего. «Неимоверная мобилизация населения… Физическим и интеллектуальным подавлением… Лишение удовлетворения всех элементарных потребностей, кроме скудного пропитания и малого количества сна…» Эльза №2 неожиданно падает. Эльза №1 вяло говорит: «Это от голода и недосыпа, не обращайте внимания». Так может быть Эльза вторая – всё-таки символ, образ, тень? Философ-тюремщик, не дождавшись паузы в речи, проговорил: «Мы полностью верим в грядущие перспективы, но одно не понятно – как всё это связано с той операцией, что мы задумали». Речь продолжается. Голос очкастого брюнета доходит до экстатического дисканта. «Космические ракеты, которые будут созданы ценой того угнетения трудового народа, унесут авангард партии к другим планетам!» Эльза вторая тяжело, с неимоверными усилиями поднимается с пола. Она тихо говорит: «Нам нужно понять, какое главное из наших действий. Если мы будем измотаны, если нам что-то не будет удаваться, то мы должны понять, на что бросать последние силы». «Ваша главная цель – передать противнику все карты и документы, связанные с обороной города. Ещё месяц-другой, и всё изменится. У власти буду я, а вы будете ожидать первой ракеты в даль вселенной». Философ задумался о том, что Эльза и Эльза-2, если они есть, – первые труженики угнетённого народа.
* * *
Барон Суббота поздней осенью 1914-го в кофейне в прифронтовом городе продолжает беседу с Эльзой. Он попытался было выяснить цель её перевоплощения в подпоручика артиллерии, но безуспешно. Эльза жёстко отсекла эту тему. Барон предположил развернуть разговор так, чтобы Эльза сама проговорилась. «Эльза, мы с вами занимались вместе весьма опасным делом, и я люблю вас, неужели этого недостаточно для откровенности?» – да, да, барон Суббота спекулировал своими чувствами. Не лицемерная, а небытийная, если сказать так, чтобы слово максимально верно отражало суть, гибкость души барона, могла подчас вызывать ужас. «Бросьте, Суббота, серьёзное дело, ха-ха-ха, кучка болтунов и бездарей, которые хотели и могли только кричать, кричать, кричать. Только Макс был силой. Но он погиб, – голос Эльзы вздрогнул. – Не говорите мне о любви, иначе я опять буду подозревать вас в убийстве вашего лучшего друга, – трагичное выражение лица сменилось улыбкой. – Лучше вспомним, что мы с вами лучшие друзья». Глаза барона погрустнели. Он проникновенно говорит: «Поэзия, Эльза, поэзия, – голос барона стал вкрадчивым и грустным. – Тогда вы мечтали о крови, очищающей мир от страданий, потом вы предпочитали то прекрасное, что пьянит легко и весело, как молодое вино, сейчас же я хочу, чтобы вы захмелели от выдержанного коньяка.
Эльза дико расхохоталась: «Барон, вы хотите посадить Бодлера в окопы нашей войны?» С трудом прекратив хохот, она произнесла уже серьёзно: «Не то, не то, нам нужен Жюль Верн из пушки по врагу, из пушки, пушки на луну, не на вашу недоступную Луну поэтов, а на каменный шар на расстоянии 400.000 км от земли». «Эльза, – резко переменил тему барон Суббота, – по какой причине вы считаете Старика предателем?». «Барон, – лицо Эльзы скривилось в злобную масочку, – вы хотите отношений более серьёзных чем наша дружба и оттого вы рискуете стать моим врагом». Злоба сходит с её лица, и она, улыбнувшись, молвит: «Давайте останемся друзьями, которые не всё знают друг о друге, – и опять твёрдо и серьёзно, – Наверное вы уверены, что мне неизвестно, кто такой фон Фогт». «Кто такой фон Фогт?» – повторил за ней Барон. «Когда я думаю о смерти Макса, – в голосе Эльзы мы слышим комок в её горле, – то рассматриваю триаду: неисправность бомбы, вы, фон Фогт. Но вы, наверное, удивитесь, отчего мы так крепко дружили потом, – Эльза цинично усмехнулась. – Вам, мужчинам, никогда не понять настоящих женщин, таких как я, вы видите насквозь только кисейных барышень». Пауза. Эльза закуривает папиросу. «Всё это время я хотела забыть, но одновременно жаждала понять и отомстить или вам, или фон Фогту, или Богу Бомбы».