ОБОРОТНИ ЛУЧЕЗАРНОГО ГОРОДА

 

Евгений Жилинский

 

«Архитектура реализуется в собственной смерти…»

А. Бетский

 

Люди склонны строить иллюзии. Это истори­ческий факт. Тех, кто строит их особенно усердно, на­зывают мечтателями, или, по-научному, — утопистами. Утописты от­личаются тем, что мечтают о том, чего пока еще нет. Мало того — о том, что не так уж нужно. Сущест­вуют разные виды утопий, и один из них закодирован в эпиграфе дан­ной статьи. «Ах, архитектура — это про коробки, что ли?» — воскликнет средний потребитель журнального чтива. И будет неправ. Проблема гораздо шире. Предложим такому читателю доказать существование утопии вокруг и внутри нас. Сделать это нетрудно, если представить, что все мы вместе живем в Израиле и ра­дуемся жизни, т. к. государство Из­раиль само по себе — осуществлен­ная утопия типа проектов Роберта Оуэна, взятых в масштабе «отдель­но взятой страны».

Расматривая виды разных утопий, мы выделяем утопии литературные, социальные и архитектурные.

Я сознательно не касаюсь живо­писи. Живопись — это иллюзия са­ма по себе, хотя бы потому, что подменяет предметы их изображе­ниями, а потому — бессмыслица. Логически это доказывается «Чер­ным квадратом» Казимира Малеви­ча — ярко выраженной утопией в квадрате.

Что же касается литературных утопий, то их была в свое время масса, но их тесная связь с со­циальными и архитектурными поразительна! Какая-то одна из этих утопий давала первый импульс, две другие подхватывали, и про­исходила очередная сенсация. Ил­люстрацией же утопической идеи являлось описание некоего иде­ального города и наоборот Мы все читали Артура Кларка и, конечно, помним, что «люди, которые не зна­ют, о чем мечтал человек в про­шлом, едва ли могут иметь элемен­тарное представление о будущем». Оруэлл знал. Не случайно создатели фильма «Brazil» (экранизация ро­мана Оруэлла «1984») использовали романтические эскизы будущих го­родов Антонио Сант-Элиа, погибшего на Первой мировой войне. Так утопии очень часто превращаются в своего оборотня.

Примеров много. От литератур­ных (А. Франс «На белом камне», В. Аксенов «Остров Крым») до того большого поля на глобусе в правой верхней части. Оглядываться назад просто страшно. Нельзя согласить­ся с тем, что благими намерениями вымощена дорога в ад.

Еще в Древнем Египте фараон-реформатор Аменхотеп IV (Эхнатон) за 5 лет построил свою новую столицу Ахетатон — первый иде­альный город в мире. Позже, в Древ­ней Греции, поэтикой Гомера был создан прообраз позднейших уто­пических романов, в которых чаще всего описываются морские путе­шествия и кораблекрушения, свя­занные с неизвестными островами, где находятся идеальные города и государства.

Идея города преломляется в призме религиозных верований. С помощью устройства города люди стремятся показать тогдаш­ние представления о мире: ступен­чатая башня (Зиккурат), на верху ко­торой должен находиться Вавилон. Самый утопический проект принад­лежит Динократу, который предло­жил Александру Македонскому вы­тесать из горы Атос великана, дер­жащего в руке город с населением в 100 тысяч жителей. Проект был отвергнут, потому что около города не была предусмотрена сельскохо­зяйственная территория.

Общественные условия Ренессан­са становятся предпосылкой воз­никновения новых идей, генера­торами которых были Леон Батти­ста и Антонио Авердлино (Фила­рете) — истинный утопист! Вазари это доказывает, называя Филарете не иначе как «смешным и ненор­мальным». Уже в это время проис­ходит деление городов на утопиче­ские и идеальные. Утопические име­ют радиальную схему (Филарете), у идеального — квадратный план (Дюрер). Утописты видят город в связи с социальной структурой (Т. Мор). Может, кому-нибудь напом­нит что-то очень знакомое описание Города Солнца Томмазо Кампанел­лы: «…обязанности, занятия искус­ством и труд распределены между всеми. Все работают не больше 4 часов в день, а остальное время проводят в приятных занятиях, бес­едах, чтении, занимаются развити­ем умственных и физических спо­собностей и всем, что приносит ра­дость». Картина Христианополя Ио­ганна Андреа дополнена описанием типового жилища. Это три комнаты, спальня, кухня, балкон, баня и ма­ленький садик. Никто не догадался? Правильно! Киббуц-караван. Ну что ж… Некоторым нравится…

А теперь закончим наш ликбез и перейдем к самой интересной части истории взлета и падения утопической идеи идеальных горо­дов. XX век. Основная тема кон­ференции по градостроительству (Лондон, 1910 год) — город буду­щего. По мнению выступавших ре­шающее значение для образа бу­дущего города имеет развитие на­уки и техники. С этого момента города будущего, т. е. их проекты, растут, как грибы. Уже через 10 лет появляются первые проекты обнов­ления генерального плана уже су­ществующих крупных городов, за­частую — тотального обновления (Огюст Перре, Обновление Парижа, 1992). В том же году Ле Корбюзье с братом показывают в Осеннем са­лоне 16-метровую диораму «Совре­менный город на 3 миллиона жи­телей». Здесь нет улиц-коридоров, движение транспорта организовано на нескольких уровнях. Централь­ная часть города образована 60- этажными административными зда­ниями, остальная застройка — 5-6-этажные жилые дома. В центре также есть площадка для посадки самолетов. Под ней автомобильный перекресток центра, а еще ниже — вестибюль и кассы подземных трасс массового транспорта.

Принцип следующего проекта (Лучезарный город, 1933 год) Ле Корбюзье пытается перенести на «Генеральный план развития Моск­вы» — открытый конкурс, прово­димый молодой советской респуб­ликой под эгидой правительствен­ной программы. На деле это озна­чает сохранность лишь наиболее выдающихся памятников архитек­туры прошлого, одиноко стоящих среди сада, — полигона из небоск­ребов, т. е. полное уничтожение оста­льного города. Не отставали от ге­ниального зодчего и советские но­ваторы М. Гинзбург и И. Леонидов, предлагая проекты новых городов (Сталинграда, Магнитогорска), как синтез принципов Урбанизма и Де­зурбанизма.

Выдающийся вклад советского градостроительства в мировое зод­чество — предложение зонального города, выдвинутое в 1929 году Н. А. Милютиным: «Советский насе­ленный пункт, — писал он, — до­лжен быть частен и прост в своих формах, как частен и прост рабочий класс, разнообразен, как разнооб­разна жизнь, стандартны должны быть лишь части, из которых созда­ются здания. Экономичен в затра­ченном материале и обслуживании, а, не в пространстве и объеме. Ра­достен, как природа. Наконец, он должен быть светел и гигиеничен». Проект Милютина состоял из ряда поясов-зон, вытянутых параллель­но друг другу.

Интересно отметить, что, не­смотря на полярную политическую противоположность, идеалы со­ветских архитекторов и деятелей СIАМ (международные конгрессы современных архитекторов) прак­тически полностью совпадают. К сожалению, «комиссары в пыльных шлемах» не умели извлекать уроки из прошлого. Иначе чем можно объ­яснить живучесть районов Купчино в Ленинграде и Орехово-Борисово в Москве? В то время, как район Прютт-Айгоу (Сент-Луис, Миссури) — их молочный брат — взорван до основания, т. к. «три заповеди ур­банизма» обернулись рассадником преступности.

Идеалисты «Новой архитектуры», скрипнув зубами, уничтожили свое последнее детище и распустили С1АМ, ознаменовав тем самым ко­нец эпохи идеалистических утопий.

Об этой эпохе уже написаны сотни книг. Разумеется, были не толь­ко функционалисты и конструкти­висты, Был Паоло Солери с его не­достроенными биологическими го­родами (он до сих пор их строит). Был Кендзо Танге, чей метаболи­ческий проект развития Токио был, пожалуй, самым правдоподобным, если бы: не напоминал знаменитую дамбу в Финском заливе. Был, нако­нец, Оскар Нимейер, который чуть- чуть не стал «оле-хадаш ми Бразиль». Помешала известность или корзина абсорбции — сейчас это уже невозможно определить. В по­служном списке мастера упомина­ются жилые комплексы Нордиа и Панорама, генеральный план Негева, проект университета в Хайфе и несколько частных особняков в Тель-Авиве. Не все реализовано, но из песни слова не выкинешь…

Мы совершенно не касаемся архи­тектуры тоталитаризма, где одоб­ренный И. Сталиным проект окай­мления Садового кольца небоск­ребами («Сталинский ампир») до­лжен был выгодно оттенять так и не построенную доминанту Дворца Советов. Гитлер собирался пойти еще дальше — спроектированные А. Шпеером «Зиккураты Зигфрида» должны были окаймлять всю Евро­пу и быть видны невооруженным глазом с крыши Рейхстага. Подводя итоги, я случайно вспомнил строчки одного известного поэта того вре­мени:

Увы, утопии осуществляются, но всегда неудачно — мы все живем в мире неудавшихся утопий:

Гордитесь, счастливые обладате­ли «амидаров»! Вы живете в благо­родном окружении идеалов «новой архитектуры»! Правда, доведенной до абсурда…

Итак, мы подошли к последней части нашего уравнения — Антиуто­пии. Начиналось за здравие — вы­ход кибернетики на аванпосты ци­вилизации предопределил развитие проектной футурологии. Еще в пер­вой половине 60-х годов властителями умов общественности стали города, вся жизнь которых регули­руется мощным электронным моз­гом. Под руководством П. Кука группа «Аркигрэм» (Англия) раз­работала систему «Plug-in-City» — супергородское образование, обы­грывающее идею сменных функци­ональных ячеек. Неизменная здесь лишь пространственная система опор и коммуникаций, к которым в любом месте и в любом порядке могут подключиться жилые ячейки. В проекте «Контролируемого и из­бираемого жилища» системе техни­зированных средств жизнеобеспе­чения задается способность менять размеры и форму… Фактически это была «машина для жилья» в дей­ствии. А в «Мгновенном городе» П. Кук, Д. Кромптон и Р. Херрон заставляют электронику создавать ощущение бьющей ключом город­ской жизни там, где городов вообще нет. Впечатление урбанистического пейзажа конструируется при помо­щи разного рода проекций и голо­графии.

По мере того, как стало ясно, что техника не в состоянии решить че­ловеческие проблемы и принести душевное равновесие, футуроло­гический оптимизм стал рассеива­ться. Апофеозом этих настроений стал проект «Города 2000 тонн» ита­льянской группы «Суперстудио». Рассматривается только одна жи­лая ячейка, т.к. город состоит из них, как улей из сот. Отличие в том, что улей ограничен какими-то раз­мерами, а город 2000 тонн — нет. То есть он просто необъятный! Всюду — сверху, снизу, по сторонам — со­вершенно одинаковые ячейки 3x3x3 метра! Собственно улиц тоже нет — несколько слоев ячеек покрывают весь земной шар. Внутри находится специальное кресло с приспособ­лением для приема пищи и отвода «не пищи» и экран, занимающий од­ну из стен, который улавливает же­лания и передает осязаемые изоб­ражения. Если житель ячейки недо­волен существующим порядком и хочет выбраться за пределы ячейки — электронный мозг поймает эти импульсы и даст потолку команду ׳медленно опускаться, развивая давдав­ление в 2000 тонн. После этого в кресло, выступающее уже в качестве материнской утробы или инку­батора (авторы мимоходом осквер­нили идею многофункциональных зданий 20-х годов), из других ячеек поступают яйцеклетки и спермато­зоиды. А еще через некоторое время появляется новый счастливый граж­данин солнечного города будущего — города 2000 тонн!

Последнее десятилетие, к сожалению, не дало миру ничего сен­сационного, кроме разве что мно­гообразных вариантов «Вертикаль­ного города», который развивается в высоту, а не в ширину. Поэтому можно сказать, что процесс завер­шен. Не случайно на девятом Все­мирном Биеннале Архитектуры в Софии следующее, набравшее силу направление, назвали не иначе как «Деконструктивизм». Это был до­брый знак…

 

«Зеркало» (Тель-Авив)