ЯРМО БОГОВ И КРЕСТНАЯ НОША: ДВЕ ФОРМУЛЫ ИСКУПЛЕНИЯ
Союз между Богом и народом Израиля уподобляется в Библии галахическому браку: Бог обещает заботиться об Израиле, если Израиль будет сохранять Ему верность. Эта «концептуальная метафора» (1; 2) имеет еще одну импликацию: в браке рождается потомство. «И распложу тебя чрезвычайно и произведу из тебя народы» (Бер. 17,6).
Сразу после заключения союза праведник или весь народ берет (lakach) на себя большую ношу и несет (nas‘a) ее:
«И взял Авраам Сарай, жену свою, и Лота, сына брата своего, и все достояние, которое они приобрели, и вышли, чтобы идти в землю Кынаанскую» (Бер. 12,5). «И взял Авраам… всех родственников в доме его, и всех купленных за серебро его… и обрезал край плоти их» (Бер. 17,3). «И понес Иаков ноги свои и пошел в страну сынов востока» (Бер. 29,1). «И понес народ тесто свое на плечах своих» (Шм. 12,34).
Воды потопа носят ковчег Ноя; сыны Израиля носят ковчег Завета. В обоих случаях путь не имеет направления: задача не в том, чтобы перенести, а в том, чтобы проносить — выносить изобилие. 40 дней ожидания Ноя и 40 лет скитания по пустыне — это период инкубации, соотносимый с 40 неделями беременности (ср. гностический миф о рождении человека: тело Адама 40 дней пролежало на земле, «как выкидыш» (3)).
Моисей, сам вынутый из ковчега (leva), жалуется на свою роль «суррогатной матери»:
«Зачем сделал Ты зло рабу Твоему…, что возлагаешь бремя всего народа этого на меня? Разве я носил в чреве народ этот…, что Ты говоришь мне: неси его в лоне твоем, как носит мать грудного младенца?» (Бамидб. 11,11-12).
Характерно, что во всех случаях «инкубации» наблюдается остановка или торможение биологических процессов. Несомый, подобно плоду, изъят из потока времени. В ковчеге Ноя прекращены половые отношение (4), во время скитаний по пустыне у людей «не ветшает одежда и ноги не пухнут» (Двар. 8,4), тесто, вынесенное из Египта, не киснет. С этой точки зрения ковчег — это машина времени, которая, останавливая биологические часы, позволяет завершиться длительному процессу инкубации.
В шумерском мифе богиня-мать создает человека, способного нести «ярмо богов» — выполнять репродуктивную функцию (5). Смысл метафоры в том, что на человека действительно ложится ноша и что ноша — это работа. В Библии эта ноша ложится на праведника. Раши, комментируя стих «И взошел Господь над Авраамом» (Бер. 17,23), пишет: «Праведник — колесница Бога». Имя Моисей, Моше, буквально значит
«тянущий»; лучи (karan), сияющие на его лице, — это также рога (keren) — «symbolum roboris et potentia» (6). Передавая ношу человеку, Бог превращается в «deus otiosus», покоящегося Творца, каким и является верховное божество древневосточных мифологий. Возможно, впрочем, и другое объяснение: дело не в том, что бог «ленится», а в том, что искусственная инкубация эффективнее естественной (ср. различные формы «чудесного рождения»). Праведник не биологическая, а суррогатная мать — пестун: он вынашивает чужую ношу (впрочем, биологическая мать — это тоже суррогатный родитель: она вынашивает семя отца). Вынашивая плод, праведник вынашивает его для Бога, он позволяет родиться народу Израиля как народу Бога.
С этим связана другая функция праведника — выкуп первенца. Чтобы обладать своей душой, человек должен выкупить ее у Бога — тем самым он признает Его своим законным владельцем. Акт искупления также обозначается глаголом kach:
«И Господь сказал Моше: возьми Левитов вместо всех первенцев Израиля… Возьми по пяти шекелей с головы, по шекелю! священному возьми» (Бамидб. 3,44-45).
Шекель — это одновременно мера стоимости и мера веса. Денежная стоимость измеряется весом драгоценного металла. Поэтому купить вещь значит поднять ее; искупление — это взвешивание. В этом отождествлении можно видеть источник метафор «взять на себя грехи», «понести грехи» и в конечном счете
— «понести крест».
2
В принципе, христианское искупление подчиняется другой схеме: козел отпущения берет на себя грехи многих, Спаситель отдает свою жизнь за многих. Дар умножается в процессе дарения: зерно, упавшее в землю, дает прирост — «иное во сто крат, а другое в шестьдесят, иное же в тридцать» (Мф. 25,27). Верующий во Христа «получит во сто крат» (Мф. 19,29). Христос «немногими рыбками» накормил 4000 человек (Мф. 15,38).
Бог — обладатель богатства (Рим. 11,33). Христианин богат верою (Иак. 2,5). Небесные сокровища надежнее земных: «их ни моль не истребляет, ни воры не крадут» (Мф. 6,9).
Отсюда следует: небесные сокровища — это не материальные ценности, а деньги — именно поэтому они могут умножаться.
Фигура умножения отражает, по-видимому, кредитные операции, распространенные в период эллинизма, — превращение денег в финансовый капитал. «Посему надлежало тебе отдать серебро мое торгующим, и я пришед получил бы мое с прибылью» (Мф. 25,27).
Если учесть, что Распятие понимается не как цена, а как залог будущего спасения (Еф. 71,14), то Христианская Метафора получит следующий вид:
Верующий в Христа предоставляет Богу кредит (credo) и взамен получает залог, гарантирующий приобретение большого богатства в будущем.
Метафора кредита полемична по отношению к метафоре брака: капитал возрастает не путем инкубации, а путем циркуляции. Чтобы приобрести, нужно тратить. Полемична она и по отношению к древнебиблейскому искуплению. Статической стоимости, сосредоточенной в теле денег (весе монеты), противостоит динамическая стоимость, возникающая в процессе обращения. Капитал несет прибыль в том смысле, в каком’зерно несет урожай, но не в том, в каком носильщик несет ношу. Акт искупления универсален: он распространяется на все человечество. Моделью христианской культурной деятельности становится распространение капитала и саморастрата во имя будущего.
«Христианской» сказано здесь неточно: тип русского праведника не подчиняется этой модели и скорее соответствует древнебиблейскому образцу. Латинское messiah этимологизируется как missio, «миссия», древнееврейское mashiah, «помазанник» сближается с mashah, «тянуть». Соответственно, в католической церковной жизни развивается миссионерство, в русской — труженичество и монашеский подвиг (7). То место, которое в католическом сознании занимает via dolorosa, «страстной путь», в русском сознании занимает «крестная ноша»:
Всю тебя под ношей крестной, Сторона моя родная, В рабском виде царь небесный Исходил, благословляя.
Русский мессианизм, основанный на идее страдания, предполагает метафору: «Страдание приносит плод». Русское безвременье воспринимается как период инкубации, который должен завершиться приходом мессии — «решилась Расея!», «Россия выстрадала марксизм».
Соответственно понимается и
задача искупления: это не юридическое искупление — одноактное освобождение от ярма, а скорее физическая «поддержка»: спаситель сам надевает ярмо. Жертва превращается в подвиг, Христос — в титана.
Для Достоевского сама идея Христа — это ноша «народа-богоносца» и его собственное ярмо. Образцом для его «личного мифа» послужил, по-видимому, св. Христофор, перенесший на плечах младенца-Христа (Феодор — Христофор?) — или другой крестоносец: «рыцарь бедный», носивший на щите имя Мадонны.
Герой Достоевского — «носитель идеи» по Бахтину — вынашивает идею, носите собой (на себе) орудие казни (пестик, топор, нож). Герой бунтует против миропорядка, но бунт его превращается в подвиг и опору миропорядка.
Разумеется, в этом типологическом очерке речь не идет о генезисе отдельных текстов или концептуальных метафор. Творчество Достоевского затрагивается здесь как феномен русской культуры. Важно лишь то, что встреча Достоевского с библейской традицией происходит в интеркультурной области, и эта область — восточная архаика.
ЛИТЕРАТУРА
1. Lakoff G., Turner M. More than Cool Reason: A Guide to Poetic Metaphor (Chicago, 1989).
2. Trible Ph. God and the Rhetoric of Sexuality (Philadelphia, 1985).
3. Williams M. Divine Image — Prison of Flesh. Perception of the Body in Ancient Gnosticism. — In: Fragments for a History of the Human Body, v.1 (N.Y., 1989), p.139.
4. Yelakot ha’am luazi, v.1 (Hierus., 1965), p.227.
5. Leich G. A Dictionary of Ancient Near Eastern Mythology (L.-N.Y., 1991), p.64.
6. Mandelkern S. Concordance to the Bible (N.Y., 1955), p.1049.
7. Топоров В. Труженичество во Христе. — Russian Literature, 1992, v.32, N.2; 1993, v.33. N.1.
«Зеркало» (Тель-Авив)
